#ИМХОМ: по моему скромному мнению. Мужчины - страница 15

Чтобы оценить книгу, надо заплатить за нее реальные деньги. Когда умирал великий английский поэт-классик Томас Элиот, он оставил завещание, в котором запретил издавать его книги доступными тиражами в дешевых изданиях. Допустим, я никогда не зарабатывал деньги поэзией. На доходы с поэзии даже кофе не купишь. Когда томик Пастернака или Мандельштама нужно было покупать на черном рынке, отдавая за него месячную зарплату, то человек гордился, как и любой дорогой вещью. Она выделяла его из окружающих. Электронная копия стихов Мандельштама никак не выделяет тебя. Возьмем американские джинсы Levi’s – в нашем поколении это был предельный статус, они стоили двухмесячную зарплату. А теперь это простые синие брезентовые штаны, умеренно удобные. Доступность искусства в век информатизации духовно зачищает нас. Ты уже понимаешь, что никаких внешних факторов нет. Хорошо это или плохо, да черт его знает. Да просто никак. Это просто другая реальность. При советской власти свежий огурчик, который можно было добавить в салат оливье на новый год – был событием года. Вот так изменилась жизнь.

Осталось мало читающих наций: французы, германцы, американцы. Однажды мы решили прокатиться в метро в Рио-де-Жанейро. Заходим в местный магазинчик, где продается всякая всячина: сигареты, лимонад, дешевые книжки в бумажных обложках. Мне стало интересно, что же читает этот бедный бразилец. Россия уже тогда переключилась на Маринину и Донцову. Мне так стало стыдно – среди двух дюжин книг на этой вертушке была лучшая мировая классика: Федор Достоевский, Джеймс Джойс, пьесы Аристофана, реальная мировая классика.

Стишки, любовь, путешествия. Всегда есть, чем наполнить свой мир. Я оказался подвешенным в пространстве между континентами, живу в Америке с канадским и российским паспортами. Немного нервное, но приятное состояние. Читатель мой в России. На мои выступления в Нью-Йорке приходит тридцать-шестьдесят человек, возрастная категория уже не та. Молодежь сидит по домам, играет в компьютерные игры, пьет пиво. К Америке отношусь с уважением, но без большой любви. Мне нравится Канада, Финляндия – западные люди живут в раю, но они этого не понимают. Они другой жизни не знают. Я писал на английском – пустая трата времени. Это как стихи Бродского: по-английски они абсолютно не сопоставимы с его стихами по-русски. Нельзя стать американцем, если тебе не пели в детстве колыбельных песен по-английски. Ты всегда будешь немного чужим. В этом трагедия иммиграции для литератора, которая продолжается всего одно поколение.

Жизнь – драматическая штука. Не хочу кокетничать, я ее почти прожил, как-то она сложилась совсем не так, как я планировал. Один из замечательных принципов в жизни, который открыл мне Александр Сергеевич – ни о чем не надо жалеть, все к лучшему:

Сохранить душевную молодость – это большая удача. Человек создан для того, чтобы состариться и помереть. Ему остается только сжать зубы и спокойно это принимать. Есть проблема гораздо более серьезная: большинство людей стареют душевно. И вот этого допустить никогда нельзя. Все мои друзья, среди которых есть люди и постарше – все сохранили правильный внутренний возраст. Мой, например, тридцать пять! Так я чувствую себя, это большая внутренняя работа. Иногда становится так грустно, хочется на все плюнуть, уехать в деревню, воспитывать внуков. Но очень редко, слава богу!