Ага, мне тоже нравится, – она усмехнулась и склонилась ближе, изучая его с любопытством. – Что-то вы неважно выглядите. Спали плохо?
– Сон? – Павел Петрович прикрыл глаза. – Сон мне не ведом. В голове – тысячи голосов, тысячи вопросов. Времена смешались, и этот мир… он… он отвратителен и удивителен одновременно.
Маша хмыкнула, поправляя на подносе приборы.
– Философское утро? Это похвально. Но лучше начните его с завтрака.
– Она поставила перед ним тарелку с овсянкой и кружку чая.
Павел Петрович недоверчиво уставился на еду.
– Это… пища для больных?
– Ну, технически – да, но мне повезло, и я вас сегодня кормлю. Поэтому постаралась сделать съедобнее. – Она подмигнула.
Император отложил ложку и взглянул на неё пристальнее.
– Вы… иной человек, нежели вчерашний ваш коллега.
– О, вы про дядю Витю? Да, он у нас старой закалки. Я ж другая – моложе, наглее, но зато веселее.
Её улыбка была лёгкой, но в глазах мелькнуло что-то ещё. Интерес. Внимание. Возможно, даже капля сочувствия.
Павел Петрович вдруг понял, что это первый человек, который смотрит на него не как на странного пациента, не как на объект эксперимента, а как на… обычного мужчину. Пусть в бинтах, пусть потерянного, но всё же мужчину.
– Так что, будете есть? Или сразу продолжим философские размышления?
Император вздохнул и взял ложку.
– Хорошо, Мария… но после еды вы мне кое-что объясните.
– О, с удовольствием! Только учтите, я не профессор, а простая медсестра.
Иногда простая медсестра знает больше, чем целый Совет учёных.
Она улыбнулась.
– Ну, проверим. Ешьте, Павел Петрович. А потом поговорим.
Маша сидела на краю кровати, скрестив ноги, и с любопытством смотрела на Павла Петровича. Он доедал овсянку, тщательно пережёвывая, будто пытаясь разобрать её состав на элементы.
– Ну что ж, питаетесь вы прилично. Значит, можно и поговорить, – улыбнулась она, подперев подбородок рукой.
Павел Петрович отставил тарелку и склонился ближе.
– Мария… Вы в курсе, кто я?
Она на секунду задумалась, потом пожала плечами:
– В курсе. Но не настолько, как вам хотелось бы. Я знаю, что вы необычный пациент, знаю, что Лазарев сделал что-то невозможное. Ну и слышала кое-что про личность, которую вы… э-э… ну, скажем так, теперь представляете.
– Вы осторожны в выражениях, – отметил он.
– А вы – проницательны, – подмигнула Маша.
Император задумался. Она молода, не так искушена в науке, как профессор, но всё же допускается к нему. Почему? Она не просто медсестра. Лазарев мог бы оставить его под наблюдением автоматизированных систем, но выбрал живого человека. Значит, Маша играет роль. Какую?
– Вы слишком спокойны, – заметил он. – Видите перед собой человека, в котором совмещены две жизни, два сознания, и… никаких эмоций?
– Эмоции есть, – усмехнулась она. – Но у меня работа такая. Если бы я впадала в ступор от каждого необычного случая, меня бы отсюда давно турнули.
– Вы давно здесь?
Пару лет. Сначала работала в реанимации, потом меня привлекли к проекту Лазарева. Ну а теперь вот… слежу за вами.
Павел Петрович внимательно её изучал.
– Вас сюда назначили или вы сами вызвались?
Маша на секунду замялась, но быстро взяла себя в руки.
– Допустим, сама.
– Почему?
Она вдруг усмехнулась:
– Интересно же. Кто ещё может похвастаться, что ухаживает за человеком, который… ну, скажем так, очень давно умер?
Император медленно кивнул.
– Значит, вы здесь не просто так. Но всё же ваши знания ограничены.
