Кажется, было мне лет восемь, когда случился у меня приступ аппендицита. Бывает так: кто-то до смерти спокойно носит в себе этот отросток, а меня совсем юным чикнули. Ужас тех дней ничто не переплюнуло за всю остальную жизнь. Я остро помню перепуганное лицо матери, чужих холодных людей в белых халатах. Меня куда-то везут, я лежу с жаром и понимаю – меня будут резать. В меня воткнут нож! От страха хотелось реветь – и я ревел. Но ничего не помогало. Двери регистратуры закрылись за мной. Там, за ними осталась моя плачущая мамочка, осталось всё, что дарило мне радость. Меня же влекут в мир страха и ужаса. Здесь никто (никто!) меня не любит, я никому не нужен, мне намерены причинять страшную боль. Я лежал на больничной койке с сырым матрасом и колючей простыней, и мне хотелось умереть от чувства обреченности. Ничто в целом мире не сможет остановить то, что происходит! И мне остается только ждать и бояться.
…Все ужасы детства снова радостно заполонили мой разум. Словно, никуда они не исчезали, а лишь тихонько ждали в уголке своего звездного часа. Причем, маленький я еще мог надеяться на то, что после страданий и мучений меня все-таки ждет мир любви и радости, мир, наполненный близкими людьми. А здесь… если верить бородачу Месропу, я обречен быть в этом кромешном аду всегда. По крайней мере, пока не сдохну.
Разум отказывался признавать свершившийся факт. Сумрачная картинка, странная вонь, душная жара тропиков – всего этого не могло быть! Но было, как и многое другое. Я снова лежал в неудобной сырой постели, укрытый какой-то колючей тряпкой, а нутро мое вымораживал огромный кусок льда обреченности.
Как я в нее попал?
Ах да… Доли секунды непонятного колдунского перехода – и вокруг вдруг резко приглушили лампочки, врубили батареи, открыли дверь бани, да насыпали кринжового антуража. Я – новый, пока еще непонятный мне я – сидел на каком-то камне. Передо мной достаточно просторное помещение, но размеры его оценить трудно. Отблески света факелов и лампад таили интригу, стен толком не видать. Видно какие-то разрисованные колонны в центре, таящихся в полумраке неведомых существ… Людей?
В деталях я разобраться не успел, так как тело мое начало заваливаться вперед, ибо, как и предупреждал Месроп, разум мой им толком не владел. С ужасом я увидел, что сидел не просто на камне, а еще на каком-то постаменте со ступенями. Тоже каменными. Чтобы не грохнуться всем телом, я вскинул вперед руку… попытался вскинуть. И дело не в неуправляемости! Я с ужасом разглядел, что правая рука моя была маленькая, тощая, какая-то вся кривая… Она вяло подергивалась, и от этого зрелище становилось еще ужаснее. Это была моя рука! Моя новая кривая усохшая рука! Рука инвалида.
Я безвольным кулем свалился на камни (по счастью, обратным эффектом неуправляемости стала почти полная болевая нечувствительность). Снизу успел рассмотреть, что камень, на котором я восседал, был сидением. Массивным, украшенным резьбой.
