Вот так.
Она даже не спросила позволения, а просто объявила о своем решении.
Рядом с аменокалем сидел марабут Мулай Хассан, мудрый, почитаемый человек, приходящийся ему и Серене дядей. Серена устроилась напротив, рядом с источником бед, свалившихся на аменокаля, – графом Анри де Врисом.
Граф сидел тихо, ибо не знал языка и принимать участие в разговоре не мог. Но он понимал, что ведется жаркий спор. Догадывался Анри и о содержании, достаточно было взглянуть на лицо Серены. «Какая же она стойкая!» – думал он. Серена противостояла двоим, выдерживая отчаянную словесную битву, но не собираясь уступать. Она то крепко сжимала зубы и подавалась вперед, то стискивала кулаки и пожимала плечами, взмахивала рукой, встряхивала головой. Анри с восхищением смотрел на нее. Удивительная женщина!
Спор продолжался несколько часов кряду, и явно не в пользу аменокаля. Он перепробовал все: увещевания, посулы, приказы, угрозы. Ничего не помогло. Он начал с логического довода, попросту запретив сестре брак с французом.
– Ты не посмеешь! – резко ответила она.
– Посмею и сделаю! Я прикажу убить его, а тебя пленить!
– Только подними на него руку – и я отсеку ее! Если посадишь меня под замок, тебе придется держать меня взаперти до самой смерти, поскольку ни на какого другого мужчину я не взгляну. – Она посмотрела на Анри и с яростной убежденностью добавила: – Прими мое слово, брат, ибо я дала его.
Аменокаль вздохнул. Если бы Серена могла видеть сквозь синюю ткань, закрывавшую его лицо, то увидела бы усталость и разочарование, отражавшиеся там. Он нередко убеждался, что арабы умеют лучше управляться со своими женщинами, Аллах тому свидетель. Там мужчина решал, выходить его дочери или сестре замуж и за кого, и его слово являлось законом. Обсуждения сводились к минимуму и касались в основном практических сторон. Такой образ жизни привлекал аменокаля своей управляемостью, предсказуемостью и спокойствием. А вот туарегская женщина бывала упрямее верблюда. Что же касалось Серены, ее упрямство превышало упрямство десяти верблюдов.
Аменокаль посматривал на Анри. Выглядит сильным. Лицо говорит о характере. Но он икуфар. Неподходящая партия для Серены. От него только беды. Если они поженятся, я разбогатею, однако у меня не появится наследника. Аменокаль не помнил, чтобы кто-нибудь предложил за невесту такой выкуп, как этот француз за Серену. Он пообещал шестьсот верблюдов. Шестьсот! Огромное состояние! Анри начал с четырехсот, что вызвало удивленный возглас аменокаля. Граф истолковал возглас по-своему, решив, будто предлагает мало. Тогда он незамедлительно добавил еще двести. Он преподнес аменокалю мешочек с золотыми и серебряными монетами и винтовку с запасом патронов. Польщенный аменокаль на редкость неумело выстрелил из нее по валуну, находящемуся в ста шагах, и промахнулся. Окружение улыбалось и делало вид, что выстрел был метким.
Но больше, чем выкуп, больше любых богатств, предлагаемых французом, аменокаль хотел наследника, которому после его смерти перейдет тобол туарегов. Тогда род аменокаля сохранит свое положение властителей пустыни. Сохранятся и туарегские традиции. Это было главной причиной, заставлявшей аменокаля возражать против союза Серены с чужестранцем.
– Ты прекрасно могла бы выйти замуж! Женихи из сотен семей отдали бы все, только бы стать твоим мужем!
– Ха-ха! На меня им наплевать. Они бы женились на мне, чтобы произвести на свет будущего аменокаля, только и всего.
