Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами - страница 3
Если шесть лет войны задают временную и контекстуальную структуру этой книги, то понятие «массовые убийства» предлагает концептуальные рамки ее содержания – отсюда и намеренное использование его в названии: когда сотни тысяч или даже миллионы гражданских лиц и других некомбатантов погибают не в результате природных катастроф, непредвиденных эпидемий или лишений в целом, а напрямую в результате сознательных и умышленных действий других людей, невозможно отрицать, что речь идет о массовом убийстве. Вслед за социологом Янгом Су (Yang Su) я определяю массовое убийство как «преднамеренное убийство значительного числа членов какой-либо группы (в качестве группы и ее членов, определяемых исполнителем) некомбатантов». В книге, посвященной массовому, одностороннему уничтожению человеческих жизней в ряде операций, спланированных, инициированных и проведенных одним государством и его институтами, понятие «массовое убийство» кажется более предпочтительным, чем ряд альтернативных терминов. Например, оно шире, чем «геноцид», и поэтому охватывает все семь рассмотренных здесь программ. Оно также менее эмоционально нагружено, менее спорно политически и менее зависит от конкретных юридических интерпретаций{8}.
Согласно Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, которая была принята Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 1948 г. и вступила в силу в январе 1951 г., этот термин распространяется на любые «действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Естественно, дипломаты, юристы, историки и другие деятели сыграли свою роль в оформлении дебатов и самой терминологии уже постфактум. Как известно, термин «геноцид» был введен только в 1944 г. польско-еврейским юристом Рафаэлем Лемкином в его книге «Правление государств "Оси" в оккупированной Европе» (Axis Rule in Occupied Europe), и лишь год спустя он был использован в обвинительном заключении против главных немецких военных преступников в Нюрнберге. При этом следует помнить, что на самого Лемкина произвели глубокое впечатление история истребления армян Османской империей в 1915 г. и в особенности массовые убийства в оккупированной нацистами Европе; если бы ему не удалось (с трудом) избежать немецкого плена, Лемкин сам мог бы стать жертвой проекта уничтожения – либо в качестве европейского еврея, либо как представитель польской элиты{9}.
Определение, предложенное Конвенцией ООН о геноциде, представляет собой неизбежный дипломатический компромисс, оказавшийся приемлемым для максимально возможного числа подписантов. В частности, в качестве критериев для включения в список потенциальных жертв была отвергнута политическая и социальная принадлежность. По этой и другим причинам многие ученые ставят под сомнение ценность определения ООН для понимания природы геноцида. Более того, слишком частое использование этого термина с конца 1990-х гг. привело к его девальвации; слово «геноцид» практически превратилось в синоним массового насилия. Поэтому для полноценного понимания этого преступления нам нужно не только юридическое, но и дополняющее его научное определение. Так, среди ученых складывается консенсус относительно того, что объективных критериев групповой принадлежности не существует: скорее группа жертв очерчивается самими преступниками. Жертвы необязательно должны принадлежать к той или иной «национальной, этнической, расовой или религиозной группе», чтобы подвергнуться категоризации, избавиться от которой у них нет возможности; достаточно – и этот фактор даже является решающим – того, что жертв в целевую группу включают преступники. Однако, несмотря на достигнутый скромный прогресс, до сих пор так и не выработано единого мнения о применимости этого термина к конкретным случаям массового насилия, поэтому геноцид остается «по существу спорным понятием»