И почему деревья не растут?
Но более насущная вещь отвлекла его.
Всего два фильтра.
При таком загрязнении атмосферы их хватит немногим больше дня.
Он быстрым шагом вернулся назад к люку, и набравшись духу, принялся слезать, озираясь на паучьи волокна и проводку.
Раздался пронзительный писк.
Мальчик дернулся, прижимаясь к скобам, когда одна обломилась под тяжестью ноги.
Руки вытянулись, напрягшись до боли, и скоба отломилась, он чуть было не ударился головой о дно, но ступень, в которой застряла нога спасла.
Хрустнула кость.
Мальчик вскрикнул, эхо отразилось от трубных стенок.
Летучие мыши вылетали из туннеля.
Заставив себя подняться, он вытащил ногу, попробовал ее массировать. Не сломалась – упругие подшивки из пластин защитили лодыжку.
Минут пять он устраивал разминку и отдых мышцам, а потом пошел.
Когда стало неотличимо где зад, а где перед, ребенок наощупь раскрыл мешок, достал спички и зажег керосиновую лампу.
Эти ночные зверьки развеяли его уверенность. Ему было страшно, он боялся всего, что вырастало перед ним из мрака.
Тусклый свет освещал мокрые стены, с которых росла плесень и стекали водяные капли.
Вдали и позади туннеля стояла непроглядная темнота.
Она пугала, заставляла двигаться ноги быстрее, и одновременно усиляла апатичное состояние.
Гирлянды бело—зелёной консистенции и щелочной налет перемежались с размягченными и давящимися грибами, источающими вонь.
Наиболее крупные вскрывались от колыхания соседних грибов и испускали дополнительные споры в воздух.
Мальчик сплевывал тяжесть с языка.
Стенки туннеля ощущались махровым ковром, надави – и отожмешь порцию гнили.
Нескончаемое путешествие угнетающе воздействовало на него. Чем больше он погружался в потемках, тем гуще казались они, и тем медлительнее он передвигался.
Вот спуск.
Он еще чувствовал свою связь с землей и миром, но там он вынужден осилить трехкратно превышающий путь, чем пройденный сейчас.
Дрожащими руками он схватился за место сгиба и свесился. Когда тело прекратило болтаться он отпустил руки и приземлился на продолжение трубы.
Горючего оставалось маловато, он попытался бежать, но ничего из этого не вышло.
Туннель легонько тряхнуло. Он поскользнулся на гадко выглядевшей лужице и плюхнулся в нее носом. Мелкие зеленые точки уставились на него из жилистых наростов.
Он хотел стряхнуть личинки, но они размазались по куртке смесью гноя и тины.
Проходил час, а мальчик брел, пошатываясь от лужи к луже. Его стошнило, и в противогазе застоялся запах рвоты как он не старался удалить его. Стены давили на голову, он желал только сесть, но это равнялось бы самоубийству, и пока он еще понимал, что нельзя задерживаться или сколь бы то ни было допускать мысли, его жизнь находилась в относительной безопасности.
Непроглядная темень создавала иллюзию бесконечности, и только наличие разных «порезов» на стенке трубы, коих касались промокшие перчатки говорило о том, что он двигается. Но и это вскоре перестало иметь значения.
Он шел вслепую и терял ориентир. Труба все еще выдерживала наклон, и он опасался, что соскользнет в неизвестность.
В голову лезли подлые слова «назад! Назад!»
Инстинкт же выживания абсурдно толкал вперед.
Фильтры забились и перестали пропускать воздух. Мальчик снял противогаз.
Его сразу встревожил запах соли – вода в туннеле.
Он взглянул на респиратор. В огибающих маску волокнах пузырились личинки…
Его передернуло от омерзения.
