Империя предков - страница 29
***
Для него начиналась совсем новая жизнь, к которой он не был привычен никогда. Но, всё же, по сути это лучше любого рабства, на которое он обрёкся в течение нескольких суток, когда лишь по ночам развязывали ему глаза. И могла эта участь тяжёлым ярмом повиснуть на весь остаток жизни, и так ничем не примечательной, если бы не это удивительное спасение. Для него начиналась жизнь воина.
На следующее утро после освобождения его, когда огненно красный шар лишь вздымался над дальним горизонтом, освободитель, этот Джиргуадай, но все его зовут другим именем – Джэбе, (вечная благодарность ему от парня с берегов Уды) подскакал к нему, что вызвалось удивлением окружающих, и не то, что приказал, но сказал:
– Сегодня на Великом Курултае все представляют свои племена. И ты представишь своё племя.
– Я не из знати.
– Верно послужишь, то мой хан произведёт тебя в нойоны, а я в командиры.
На подходе к Курултаю он увидел немного в отдалении того парня, что вместе с нукерами составил ему компанию для рабства. Он запомнил его, когда сняли с него повязку. Парень кивнул приветливо, что и он ответил ему тем же.
Слышал Баяр-Туяа об этом воине ореола непобедимости, которого нарекли торжественно Чингисханом на невиданно Великом Курултае. «Страшно стало ездить по южным степям. Кругом племена враждуют друг с другом. Если нет войны, то есть опасность от людей «длинной воли», не признающих никаких законов. Да конокрадства стало побольше. Зазевался и самого угонят в рабство…» – говорили и взрослые, и старики, и родители его, тогда ещё живые, о южных степях, навевая на те просторы вот такой устрашающий ореол из одних опасностей. Был он тогда совсем ещё мал, не выше тележной оси. Вот потому и боялись без всякой нужды соваться в южные степи. Но по мере подрастания, слухи стали немного меняться. Заговорили о каком-то воине, который собирает вокруг себя вроде бы парней «длинной воли». Позже стали называть его и по имени. Темучин. А степные войны, как были, так и продолжали распаляться эдаким пожаром сухого травостоя по весне. А потом стали, как будто, ещё жарче, ещё огромнее, от которых так загудели южные степи, что отдалось и в лесах Баргуджин-Тукум. Да ладно один герой, а то их двое, ворошили давние устои. И имя второго стало известно к северу от слияния Уды с Селенгой. Джамуха – звали второго воина большой силы. Совсем интересные новости обретались там, доходя, обрастая до лесных краёв возвеличенным ореолом. Достигли они пика своего тогда, когда заговорили о победе одного героя и поражении другого. А потом будто и укоротились вездесущие ноги новостей. Позже заговорили о какой-то тишине в южных степях, говорили, будто парни длинной воли больше не скачут подобно ветру по необъятным просторам от Онона, Керулена до Хубсугула, от низовьев Селенги до самых адски устроенных мест Гоби. Вот он и сунулся в южные степи в поисках пропавших лошадей. Да откуда знать, что набредёт он на остатки некогда вольных конокрадов. По, всему видать, они и были самыми последними из людей вольных устремлений разбойничьего порядка. Так говорят воины этого Джэбе, его освободителя, когда определили его в десятку, которой командует Одон из племени олхонут. И понимает Баяр-Туяа, всем нутром понимает, что начинается для него совсем другая жизнь. Но какая?
Высоко над головами несут кешиктены незатейливый ковёр, сотканный из множества войлоков, на котором богатырской статью во весь рост возвышается он – многолетний «собиратель степи». Наслышанный о нём много раз, как о воине невероятно богатырской силы, невероятно дьявольских возможностей (пройдёт немного лет, и весь остальной мир будет с трепетом и дрожью думать так, но пойдёт и дальше в своём воображении, создав из него страшный образ – «бич божий») он видит его в первый раз. В затаённом дыхании он слышит волнительный гул своего сердца, тогда как глаза его изрыгают огненно пламя восхищения. И понимает он – не одинок он таким воззрением в этом бушующем пожаре восхищения и преданности во всём. Таковым он запомнит этот день, сам не понимая, что этот день и есть день знаменательный в мировой истории.