Да, задумчив был Бато – правитель улуса Джучи, которого в Европе будут именовать Батыем, потрясшим Старый Свет, ещё как задумаешься. И всё после того разговора с Гуюком, что произошёл на том левом берегу широкого Днепра. Так и стояли они друг перед другом: молчали все, кони не шелохнутся, будто догадались, что сошлись лбами два внука Чингисхана. Понимали все от десятника, от сотника до командиров, нойонов тумена, что самим Угэдэй-ханом в походе на запад, на предзакатную сторону солнца поставлен верховенствующим командующим его племянник Бато, именно он на правах самого старшего внука великого деда. Да, великий хан не доверил такое высотой важное дело своему сыну Гуюку, которого более отличает высокомерная заносчивость, чем приспособленность разума к военному делу. И быть бы перепалке, да притом на глазах у всех, не вмешайся в такое тонкое ли дело двоюродных братьев ханских кровей сам старик Субудай-багатур, к которому ох как прислушивается сам Угэдэй-хан, равно как и остальные сыновья Чингисхана от его первой жены Борте, которым и были уделены каждому по улусу от обширно нарастающей Монгольской империи. И было решено послать гонцов аж до самой ставки великого хана в Хара-Хоруме. Пусть оттуда рассудит, а они тем временем, переправившись на правый берег Днепра, на том берегу дождутся его решающего слова.
И поскакали гонцы по дорогам от Днепра аж до самых глубин Азии, по дорогам, уж давно очищенным от всяких разбойников, на ходу сменяя и сменяя заводных коней, а в ямских уртонах, станциях, что основали недавно, каждого гонца будут поджидать свежие кони приготовленные ямщиками, горячая пища, ночлег, чтобы поутру, как побелеет рассвет на востоке, скакать что есть прыти, на ходу сменяя и сменяя заводных коней, и так до следующего уртона.
Прошло двадцать пять восходов луны и солнца, как прибыли гонцы с вестью от великого хана. И читали приказное письмо от Угудэй-хана, что писано было твёрдой рукой ханского писца эдакой вязью сверху вниз по всей изящной правильности уйгурского письма, в которых так и выразились крепостью слова монгольским языком, что так и выразили гнев Угэдэй-хана к своему несносному сыну. И чтобы он далее не мешался, не путался меж конских копыт, да призвал сына немедля явиться к нему в ставку в Хара-Хоруме. Тогда вроде отлегло от сердца Бато, но тревожность осталась.
И всё же весело поскакал он, ибо некому уж теперь мешаться, путаться под ногами, а когда уж стремглав и перемахнул Ирпень, на том берегу дав указание Субудэй-багатуру да Байдару – командиру тумена, то стоило немного перевести дух, да оглянуться вокруг.
Леса, поля равнинные, кое-где вспаханные, и взгляд его устремлённый уж будто упёрся в Карпатские горы, на перевал, куда он загодя послал в неведомые страны своих разведчиков шустро глазастых с отменной памятью, так порядка двух десятков вездесущих юртаджи.
Заметил посреди них и одного такого молодого юртаджи, и он, оказывается, ох какого высокого рода, ему даже родственником приходится. А как же, сын племянницы самого Исунке-багатура такого крепко сложенного статью богатырской, которому на всём белом свете, может, и не сыскалось равных выносливостью. И он, Исунке-багатур, к тому же доводился племянником самому Чингисхану, ибо и был сыном Хасара – его младшего брата. Что же говорить об отце этого юного юртаджи, то слышал, что родом он из лесного края Баргуджин-Тукум, из племени хори. У порывисто неутомимого темника Джэбе воевал отец этого разведчика, когда его тумен через пустыни Алашань да Гоби взял, да обогнул тогда Великую китайскую стену, тем самым подготовив его великому деду Чингисхану переход через неё. То были славные времена…
