– Что вы делаете? – прохрипел он, потому что горло все еще саднило от криков.
– Наш хозяин поручил удовлетворить ваши потребности, шевалье, – ответила девушка. – Все потребности.
– Как вас зовут?
Девушка растерянно моргнула.
– Меня…
– Ваше имя, мадемуазель, – настоятельно повторил Габриэль.
– …Жасмин.
– Дарио, – пробормотал красавчик.
Он мягко оттолкнул и руки, и губы.
– Благодарю вас, mes chers. Но я не настолько голоден. И не настолько ублюдок.
Его обрядили в старую одежду из кожи, теперь выстиранную, сапоги были начищены, туника – без единого пятнышка. И после трех тарелок рагу из кролика и полбутылки вина, настолько редкого, что им одним он мог бы заплатить за замок в Нордлунде, Габриэля под охраной снова препроводили на лестницу и в башню, где он ждал удовольствия снова увидеть маркиза Жан-Франсуа крови Честейн.
Долго ждать ему не пришлось.
Глядя в окно на горы, Габриэль вдруг почувствовал касание, будто чья-то рука смахнула ему волосы с шеи. Обернувшись, он увидел холоднокровку, стоявшего в двадцати футах от него – их разделяли кресла и стол с пустыми кубками.
– Надеюсь, вы чувствуете себя отдохнувшим, шевалье? – спросил Жан-Франсуа.
Маркиз оделся в светлый наряд, по мраморным щекам струились золотистые локоны. Рубиновые губы были изогнуты, а белки глаз окрашены свежей кровью. И хотя за последние шесть ночей он не видел историка ни разу, Габриэль знал, что за каждым мгновением его пыток стояло это чудовище. Чтобы наказать его за нападение во время беседы.
– Как горло? – спросил он.
– Лучше.
– Могу это исправить.
Улыбка холоднокровки помрачнела, стала чем-то, что охотилось за настоящими улыбками ради забавы. На мгновение воздух сгустился и потемнел, как кровь в венах.
– Я подумал, что мы могли бы попробовать еще раз, де Леон, – заявил Жан-Франсуа. – Могли бы поговорить как джентльмены, провести красную линию и не переступать ее, позабыть все наши взаимные обиды. – Маркиз указал на кресло. – Присядешь?
– А что будет, если не присяду?
– Держу пари, кровопролитие. – Жан-Франсуа полез в карман сюртука и извлек небольшую опасную бритву с блестящей перламутровой рукоятью. – И не из приятных.
Габриэль взглянул на лезвие.
– На мой взгляд, немного маловат.
– Дело не в размере клинка, шевалье, а в мастерстве владения им.
– Эту песню поют все коротышки, которых я когда-либо встречал.
Маркиз усмехнулся и щелкнул пальцами, дверь камеры открылась.
С той стороны стояла в ожидании Мелина, верная рабыня Жан-Франсуа, в платье с черным лифом, которое обтягивало осиную талию и ниспадало водопадом тяжелых юбок. Войдя в комнату, она поставила на стол золотое блюдо.
Габриэль увидел химический шар, чашу с дымящейся водой, накрытую полосой муслина. На блюде рядом с маленькой щеткой из конского волоса лежал кусок настоящего мыла.
Его взгляд снова вернулся к маленькой бритве в руках у монстра.
– Ты издеваешься.
– Моя плоть не успела стать достаточно взрослой, чтобы вырастить нечто большее, чем тень бороды, но мне говорили, что бороды могут вызывать довольно… сильное раздражение. – Жан-Франсуа поморщился. – И, честно говоря, шевалье, твоя борода выглядит не столько бородой, сколько богохульством.
– Мне необходимо поддерживать сложившуюся репутацию.
– Примите эту услугу в качестве извинения. Заботы, дарованной после лишений. Если, конечно… ты доверишь мне поднести нож к твоему горлу?
Монстр улыбнулся, в воздухе, потрескивая, вспыхивали искры садистского удовольствия. Габриэль знал, в какую игру здесь играют, какую жестокую цель преследуют. Шесть ночей он страдал от мучений, а затем его притащили назад, к ногам этой твари, чтобы он признал, что все еще находится в его власти. Придется подставить горло этой пиявке и молиться, чтобы он его не вскрыл.
