– Ну-у… – протянул Кеннен, – такие фигуры на Брайтон-Бич не селятся. Они обитают в престижных районах. Они нужны Америке, она им щедро и платит. А им плевать на Родину. Особенно на ту, которая пренебрегала ими, да и сейчас не заботится о тех своих гражданах, кому некуда податься. Спроси у канадских украинцев, – Кеннен посмотрел на Ригаса, – желают ли они вернуться на исконную Родину? У большинства увидишь в глазах лукавство и услышишь лаконичный ответ: «Я люблю Украину, но жить хочу в Канаде». Вот так-то, мой друг, – закончил Артур Кеннен и, довольный своей речью, потер пухлые руки. – Никому не нужен тот, кому не нужна Родина, и Родина никому не нужна, если она не создает человеческих условий для ее граждан. Но, как бы то ни было, организую экскурсию и на Брайтон-Бич. Встретишься там с тамошними эмигрантами.
– Вот и хорошо, – подытожил Ригас, с удовольствием воспринимая решение Кеннена.
Вероника думала, слушая этот разговор.
«Странный, однако, парень. Зачем ему нужны те, кто себе ладу не может дать? А может, это и прихоть миллиардеров? Нормальные в гору дерутся, а эти везунчики – вечно к дерьму тягу испытывают. Вот и этому светловолосому симпатяге позарез почему-то хочется с индейцами встретиться. Хозяевами их называет. Голодранцы – вот кто они, и еще несчастнее брайтоновских забулдыг.
Выйдя из номера, Вероника успела до того как ребята отправились к вигвамам индейцев, сообщить дяде Дику, информацию о видеопленках, отправленных Александром рейсовым самолетом из Нью-Йоркского аэропорта имени Кеннеди директору украинской телекомпании Гордину.
В небольшом удалении от верхнего берега Ниагары, в сотне метров от ухоженного парка королевы Виктории стояло несколько вигвамов, крытых шкурами животных. Перед ними у костра в пышном головном уборе из орлиных перьев и яркой одежде исполнял ритуальный танец старый индеец. В одной руке он держал томагавк, а в другой дымилась длинная трубка.
Танец, несомненно, являлся главным элементом завлечения туристов. «Здесь каждый зарабатывает, как может», – подумал Ригас и, сложив ладони у груди, кивнул индейцу. Тот оценил благородство молодого туриста и показал рукою на несколько деревянных лавок, заставленных сувенирами: чашками из обожженной глины, мокасинами, ковриками из разноцветных тряпичных ленточек. Рядом с ними лежал боевой лук со стрелами в кожаном колчане, расшитом цветными шнурками. Здесь же было разложено несколько курительных трубок и ожерелий из цветного стекла; на видном месте красовались могучие оленьи рога, медвежье чучело и оскаленная голова волка.
– Обязательно купите себе что-нибудь на память, джентльмены, – хриплым голосом говорил индеец, – этим вещам в Европе нет цены. Они сделаны настоящими индейцами, некогда населявшими эти земли.
На его голос из вигвама вышла молодая индианка с маленьким ребенком на руках. Ее иссиня-черные, с сизоватым отливом волосы были заплетены в косы, перекинутые через плечи. Блестящий обруч с цветными камнями перехватывал ее загорелый лоб и гладко зачесанные на пробор волосы. Платье молодой женщины было нарядным и пестрым ─ с преобладанием красных, желтых и синих цветов.
Александр, прильнув глазом к видеокамере, запечатлевал виденное на пленку, уделяя внимание не только индейцу и индианке, но и их гостям, концентрируясь на Ригасе, который тем временем подошел к лавке и взял лук. Большим пальцем потрогал натянутую тетиву. Рядом в видеокадре тут же оказался старый индеец.
