Годом раньше умер отец Луция. Пинарий-старший страдал недолго; однажды у него развилась сильнейшая головная боль, ночью он впал в беспамятство, а через два дня скончался, так и не придя в сознание. Внезапная утрата потрясла Луция. В дни скорби Клавдий был рядом и утешал его, и Луций намеревался отплатить удрученному товарищу той же монетой.
– Он пал в бою? – спросил Луций.
После пышного триумфа в Риме Германик был направлен Тиберием в Азию, где добился еще большего успеха, нанеся поражение царствам Каппадокия и Коммагена и обратив их в римские провинции. Были планы наградить Германика вторым триумфом. В римской истории лишь величайшие полководцы удостаивались такой чести.
– Нет, он умер в своей п-постели.
– Но Германик же совсем молод!
– Только исполнилось тридцать пять – и он был в р-р-расцвете сил, пока не занемог. Врачи обвиняют какую-то загадочную изнуряющую болезнь, но ходят с-слухи о яде и м-м-магических заклинаниях, начертанных на свинцовых таб личках.
– Но кто мог осмелиться убить Германика?
Клавдий сделал глубокий вдох и взял себя в руки:
– Когда почил Август, мы гадали, кто мог о-отравить императора. Теперь мы гадаем, кого отравит император! И в обоих случаях подозреваемый один.
Луций огляделся по сторонам. Лишь несколько прохожих, и все чересчур далеко, чтобы подслушать. Однако он перешел на шепот:
– Не говори так, Клавдий.
– По крайней мере, насколько нам известно, жив и здоров мой племянник. Б-б-бедняжка Калигула, сирота! Уж семилетнего-то точно никто н-не отравит.
– Конечно, – согласился Луций, думая о собственных сыновьях, которым едва исполнился год. Он поднес руку к груди, но там было пусто: фасинум он сегодня не надел. Ему захотелось поскорее добраться до дома. – Идем, Клавдий. Ацилия пожелает узнать новости. Мать приготовит обед. Переночуешь у нас.
– Нет-нет! У меня много дел. Есть л-люди, которым нужно сказать. Отдать распоряжения.
– Тогда я пойду с тобой, – решил Луций, пытаясь преодолеть собственное нежелание.
– Нет, Луций, у тебя семья. Ступай к ней. Со мной ничего не случится. Кому придет в голову отравить или околдовать н-несчастного Клавдия. – Он развернулся и быстро зашагал прочь.
Луций провожал кузена взглядом, пока тот не скрылся за углом, а после поспешил к себе.
Еще не войдя в дом, он понял: что-то неладно. Дверь была нараспашку. Куда подевался раб, охраняющий вход? В глубине здания заливались плачем близнецы Кезон и Тит. Затем Пинарий услышал более грозные звуки: лающие команды, топот многих ног, грохот переворачиваемой мебели, пронзительный вскрик Ацилии.
Луций ворвался внутрь. В вестибуле оказалось, что эффигии – восковые персоны предков – сдвинуты в нишах, будто за ними что-то искали; отцовская упала. Он вбежал в приемную залу, откуда было видно происходящее в других помещениях. В дом вторглись солдаты, и ныне они проводили обыск. По имперским эмблемам Луций понял, что это преторианцы, отборный отряд центурионов из укрепленного гарнизона, размещенного сразу за городом. Преторианцы охраняли императорскую особу и брали под стражу врагов императора. Что они делают в его доме, зачем рвут обивку, вытряхивают ковры, пробивают дыры в стенах?
– Немедленно прекратить! – крикнул Луций.
Солдаты взглянули на него и прервались. Двое подбежали к нему; один придержал за плечи, второй обыскал.
– Оружия нет! – гаркнул солдат.
Отпустив хозяина дома, они вернулись к своему занятию.
