3.6. Изменение отношения к России
Весьма существенным для русских, – как предпринимателей, так и простых туристов, – представляется изменение отношения к России.
В целом китайское общество хорошо помнит как колоссальную помощь, оказанную Советским Союзом Китаю до фактического разрыва отношений в конце 50-х годов, так и изнуряющий страх перед советскими танками из Монголии, владевший Мао Цзэдуном, по крайней мере, с середины 60-х годов. Этот страх хорошо памятен китайцам старших поколений в том числе потому, что он привел не только к установлению дипломатических отношений с США и революционному визиту Никсона, но и к бессмысленному строительству циклопических укрепрайонов, расточившему огромную часть и без того скудных из-за хозяйственной разрухи ресурсов.
Советский Союз был для Китая значительно более развитым, более мощным и несравнимо более богатым соседом, – то помощником и спасителем, то чудовищной и неотвратимой угрозой.
Распад Советского Союза оказался полной неожиданностью не только для китайского руководства, по традиции занятого в основном внутренними проблемами, но и для всего мира. Однако именно в Китае в силу огромного символического значения нашей страны для тогдашнего поколения руководителей значительная часть дискуссии о будущих путях развития своей страны шла в форме изучения, анализа и обобщения опыта Советского Союза и демократической России.
Наиболее интенсивным это изучение было в середине и конце 90-х годов, однако окончательно этот этап был завершен в середине 2000-х. Лишь тогда в китайской исследовательской среде и в руководстве страны окончательно возобладало понимание позднесоветского и российского опыта как преимущественно негативного, которому нельзя следовать категорически, под угрозой уничтожения страны и чудовищных бедствий для народа.
Соответственно, менялось и восприятие нашей страны.
После распада Советского Союза Россия просто в силу того, что эти слова по-китайски, как и по-русски, принадлежат соответственно к мужскому и женскому роду, из «старшего брата» превратилась в «старшую сестру».
Для традиционной крестьянской культуры, которой остается китайская, это катастрофическое понижение статуса: если «старший брат» автоматически является для младшего брата не просто авторитетом, но и непосредственным руководителем, которому следует безоговорочно подчиняться, «старшая сестра» является, как и всякая женщина, человеком «второго сорта», которая не то что не смеет руководить и не обладает самостоятельным авторитетом, но и сама должна подчиняться брату, пусть даже и младшему, – если и не прямо сейчас, то чуть позже, когда он подрастет.
Осознание катастрофичности 90-х годов для России пришло к китайцам с большим запозданием: слишком велика была инерция могущества царской России и Советского Союза. По этим же причинам, несмотря на очевидность и предсказанность во всех деталях российскими СМИ как минимум за полгода, дефолт 1998 года оказался для китайского руководства полнейшей неожиданностью. Лишь после него Россия стала восприниматься не просто как «старшая сестра», но как «заболевшая», испытывающая серьезные проблемы.
В то же время премьерство близкого китайцам по духу и понятного по своей служебной карьере Примакова, последующая борьба с чеченским сепаратизмом, начало президентства Путина и разгром «ЮКОСа» воспринимались китайцами как медленный и мучительный, но обнадеживающий процесс выздоровления, процесс восстановления российской государственности после «вашего очередного Смутного времени».
