Из кармана в бандольере я достал фиал и бросил его в лицо вампиру. Сверкнула вспышка, когда заряд черного игниса и серебряного щелока взорвались на воздухе. Одной бомбы не хватило бы даже опалить вампиру кожу, но кое-что из заряда все же попало ему в глаза. Дантон отпрянул, всплеснув руками, а я со всей силы обрушил на него клинок.
Пьющая Пепел рассекла воздух, продолжая нестройно напевать у меня в голове, и отрубила рабочую руку Дантона по локоть. Его плоть была тверда, как сталь, но дневной свет, а также ненависть и гнев, которые я вложил в удар, помогли моему клинку справиться с ней. Отсеченная рука Дантона взорвалась пеплом, когда обманутые годы взяли свое. Вампир зарычал, и его когти с шипением полоснули по воздуху у меня перед самым лицом, а я разбил о его морду фиал со святой водой. Тогда рычание перешло в визг; глаза полезли из орбит от страшной боли, и из них потекла кровь.
– Как смеешь…
Я же отчаянно попытался ухватить его за глотку – мне бы этого хватило, но пальцы сомкнулись в воздухе. Велленский Зверь уже стоял в сорока футах от меня, под сыплющим с неба мокрым снегом, хватаясь за обрубок руки. Культя дымилась, а сабля лежала в грязи. Тогда я сунул руку за пазуху и достал посеребренный кистень. Сам же я задыхался и исходил кровью. Сломанные ребра впивались во внутренности при каждом вдохе.
– Не останешься на похороны? – просипел я.
Шагнул к нему, но вампир в мгновение ока отскочил еще на двадцать футов. Велленский Зверь прикинул шансы, и, пускай он задал мне трепку, перевес в его пользу был незначителен. В небе светило солнце, а сам он оказался не готов ко встрече с таким противником. Нетерпеливые веками не живут.
Время у Дантона было, не то что у меня.
Позади раздался крик, и, обернувшись, я увидел, как птенец насилу поднимается из пропитанной кровью грязи. В голове у вампирши была сквозная рана, неровная черная дыра. Единственный уцелевший глаз смотрел на создателя.
– Хозяин?
Я вернулся к ней, и она завопила голосом, срывающимся от страха и боли. При этом она все так же смотрела на темного отца.
– Хозяин!
Птенец попытался бежать. Мой кистень оплел девчонке ноги, и она снова плюхнулась в жижу. Поползла, загребая руками, но я воткнул ей в спину Пьющую Пепел, пригвождая к застывающей земле. Вампирша извернулась, она хотела укусить меня, и тогда я наступил ей на голову, вжимая лицом обратно в грязь. Снял с пояса нож из чистой сребростали, с парящим ангелом воздаяния на рукояти.
– Нет, что ты делаешь, что ты д…
Чудовище завопило, когда я вогнал клинок ей в спину и стал пилить ребра под левой лопаткой. Она, может, и была птенцом, но все же принадлежала клану Восс: брыкалась, извивалась и выла. С меня семь потов сошло, пока я закончил.
– Дантон, помоги!
«Она не девочка, Габриэль. Не человек. Просто ч-ч-ч-ч-ч-ч-чудовище, как и остальные».
Я стиснул зубы. В лицо мне летели пепел и брызги гнилой крови; из несравненного мечника я превратился в мясника. Я работал, перепиливая твердые, как железо, ребра, ощущая старый знакомый восторг, мрачное веселье, которое поднялось во мне, когда я заглянул в глаза твари и увидел в них осознание: после всех убийств, ночей, полных крови, красоты и блаженства, пришел конец.
«Оставим страх».
– Прошу, – взмолилось чудовище, когда я достал пустой флакон. – Прошу…
«И п-примем ярость».
Я запустил пальцы ей между ребер. Мольбы сменились воплем, а я ухватился за сердце и вырвал его. Едва оказавшись на воздухе, орган истлел, застигнутый наконец мстительными обманутыми годами. Впрочем, я успел сцедить из него в сосуд сладкую темную кровь. Вампирша выгнула спину – время вором добралось до нее и забрало причитающееся. Один момент – и все закончилось; в красивом платье, которое так нравилось чудовищу, остались хлопья праха, не больше.
