– А мы их подманим. В нашем имении есть пруд – ну ты знаешь, – так там несколько лет подряд жила пара уточек… Не жила, а на лето прилетала. Они даже утяток выводили! – округлила и без того большие глаза девушка. – Ей-богу! Как только я выходила на берег – они сразу спешили ко мне! Представляешь! Они знали, что у меня для них всегда припасено вкусненькое…
– Утки конфеты не едят, – улыбнулся Саша.
– Смеешься? – укоризненно поглядела на него Настя. – Будто я не знаю. Конфеты же сразу тонут.
– Значит, пробовала?
– Ну… Я тогда маленькая была… А кормила хлебными крошками, – с вызовом заявила девушка. – Брала на кухне у Василисы несколько кусочков, оставшихся от завтрака или обеда… А потом они перестали прилетать.
Александр порадовался про себя, что не успел поведать любимой свои охотничьи подвиги – они с отцом облазили с ружьями и спаниелями Жулькой и Карлушей все окрестные болота и озера, редко возвращаясь домой без полных ягдташей[9]. Любящая все живое и радующаяся и жучку, и пташке девушка, думается, резко переменила бы к нему отношение после подобных откровений.
Буксир, так же бодро бегущий обратно (хотя это, может быть, был уже совсем другой кораблик – молодые люди ничего не понимали в цифро-буквенной абракадабре, крупно выведенной на ржавом борту), внезапно издал резкий сиплый гудок, и стая уток, пробежав несколько метров по воде, поднялась на крыло.
– Противный! – это уже адресовалось бестактному суденышку. – Спугнул бедненьких…
Однако кормление пернатых теперь отпадало, поэтому парочка, постояв еще несколько минут у парапета, побрела дальше. То ли по какому-то недоразумению, то ли по иной причине, девичья ручка оставалась в ладони офицера, и он, боясь спугнуть мгновение, таял от нежности к идущему рядом воздушному существу, согревая его ледяные пальчики теплом своего тела.
– Папенька велел тебе прийти к нам в следующую субботу, – не поднимая глаз, произнесла Настя.
– Зачем? – автоматически спросил Саша, мысли которого опять были далеко-далеко.
Отца Насти, Александра Михайловича, Бежецкий видел несколько раз мельком летом и даже обменивался парой-другой фраз – чиновник, человек современной формации, либерал и технократ, благосклонно относился к увлечению дочери, но чтобы побывать в доме, да еще вот так – официально… Нельзя сказать, что юноша был к этому готов.
– А матушка? – спросил он, лишь бы не молчать.
Он вспомнил, что Настину маму не видел никогда, да и если всплывало упоминание о ней в разговоре, девушка всегда меняла тему.
«Может быть, Настины отец и мать не ладят между собой?..»
– Маменька тяжело больна, – едва слышно произнесла Настя. – Она на водах в Карлсбаде. Врачи не рекомендуют ей наш климат…
Повисла тишина, и девичьи пальцы сами собой выскользнули из Сашиной руки…
* * *
– Проходите, проходите, молодой человек! – Александр Михайлович лично встретил гостя в прихожей, проводил в гостиную и усадил в кресло. – Очень приятно познакомиться! Кто вы у нас по чину? Я, извините, человек насквозь гражданский и в этих звездочках ни черта, простите за выражение, не понимаю. Поручик?
– Корнет, извините, – поправил его Саша.
– А это много или мало? До генерала далеко? – улыбаясь, продолжал расспрашивать Александра господин Головнин.
– Боюсь, что далеко. – Бежецкий не знал, куда деваться от смущения. – Корнет гвардии соответствует армейскому поручику… Или чиновнику десятого класса
