– Ты кто такой вообще, малой? Вот не думал я, что есть в этом мире мной непознанное…
– А ты кто такой?
– Наглый – сил нет, – задумчиво кивает сам себе незнакомец. – Ладно… Хозяин я местный. Не узнал, что ли?
– А должен?
«Местный хозяин» сплёвывает себе под ноги.
– Докатились, мать вашу… Мало что слабеете с каждым поколением, так ещё и дальше носа смотреть разучились. Маги!.. Леший я! А тебе поклониться бы мне в ноги да милости попросить, сопляк. Или кровушка одарённая мешает, мм? Так я её быстро в обычную превращу. Как вон под дерево вся вытечет – так и пофиг будет, голубая она там у тебя или зелёная. Земля – она всё равняет.
Леший, значит. Тогда это действительно хозяин леса. Высшая нечисть.
«Ник! Пор-рвать его?» – возмущённо транслирует мне химеринг.
«Нет».
С С высшей нечистью шутить не стоит. В моём мире уж точно. Магия у них сильная и толком никем не изученная. Но дело даже не в том. Это его территория. Я здесь гость.
А законы гостеприимства одинаковы во всех мирах. Причём с обеих сторон.
– Я на тебя не нападал, дедуль.
– Тамбовский волк тебе дедуля! – снова сплёвывает леший. На вид ему от силы лет сорок. – Ну, не нападал. Факт. А вот из разлома вышел. Живой-здоровый. И тварь с собой вывел.
– Это мой питомец.
«С-стая!» – недовольно поправляет химеринг, и я треплю его за ухом. Стая, стая.
– А в разлом я не по своей воле попал. А там… повезло. Дедуль, – добавляю я. Надо ж быть вежливым. А что до тамбовских волков – ну… кто знает, может, и затесались какие в роду Каменских. В этом мире оборотней мало, но ведь есть.
Леший кривится.
– Семён Феоктистович я. Повезло, говоришь? Так у тебя эфир тёмный, парень. Конечно, повезёт, чего уж там. Правда, странный какой-то эфир… Ты из какого рода? Вас таких мало… Дербенёв, что ли?
– Каменский, – говорю я, переваривая неожиданную новость. То есть в этом мире существуют источники с тёмным эфиром?
Как там сказала Зефирка: «В твоём мире почти нет нужного эфира, чтобы поддерживать мой облик».
Когда я попал в тело Никиты Каменского – его каналы были забиты тьмой Карха. Она попросту выжила эфир мальчишки. Я толком и не видел его из-за тьмы. И не сомневался, что эфир был светлым – как у всех в этом мире. Но если не у всех… Если эфир Никиты был тёмным… То тьма ничего не выживала. Она попала туда, где ей комфортно. Наверняка я потому и прилетел именно в это тело. По воле божков мне следовало попасть в какого-нибудь сопливого калеку из нищей семьи – но сворованная мной тьма Карха рассудила иначе.
А раз так, значит родовой источник Каменских – источник тёмного эфира. Которых в этом мире, по утверждению Зефирки, «почти нет». Ключевое слово – почти.
– Ах, Каменский… – с непонятной интонацией тянет леший.
– Феоктист Семёнович…
– Семён Феоктистович! – рыкает леший.
– Да, дедуль. Тьфу ты, Семён Феоктистович! – поправляюсь я. – Мы с питомцем очень вам благодарны за гостеприимство, – хмыкаю. – Но нам бы теперь из леса выйти, если вы не против.
– Рассвет скоро, – хмыкает леший.
Да. Это проблема. Химеринг не выносит солнечного света, и как решить эту проблему – я пока не представляю.
– Могу помочь, – продолжает он.
Неожиданно. Хотя нет, вполне себе ожиданно. Может, я лешему и любопытен, но дело явно не только в этом. Что-то ему нужно от парня, который выжил в разломе да вдобавок вывел оттуда химеринга для личного пользования.
– Есть один метод. Хотя лучше бы твою тварь прикончить.
