Имя отчее… Избранное - страница 4

У Кольки заиграли желваки.

– Ну ты и Сёма, в натуре… – угрожающе сказал он. – Посчитай, сколько здесь углов?

– Три, чо считать-то?

– Значит, это что? – и сам же ответил. – Это – «Красный треугольник» и все. Понял?

– Нет, – откровенно ответил Семен. – Я вот тебе нарисую полоску, – он начертил пальцем невидимую прямую, – и назову ее просто: «Полоска». Ну и что? А – а – а-… – вдруг осенило его, – я понял. По – моему завод такой был. Он так и назывался: «Красный треугольник». Галоши там делали.

Электрик сначала обалдел, но потом задумался и вдруг согласился.

– А наверное ты прав, Семен. Каждый видит то, что он видит. Вот ты уже два образа увидел. Пирамиду и галошный завод. А я вижу глубину. В масштабе страны, понял?

Семен кивнул и вдохновился. От похвалы.

– А это, – он показал на вторую картину. – Эта сильно похожа на японский флаг. Только у них круг красный, а у тебя – черный.

Колька в соседе разочаровался. Он сел на табуретку.

– Это, блин, называется «Черная дыра». Слыхал про такие? Все ученые про них пишут. А я, вот, осознал, представил и нарисовал. А ты ни хрена не понял. «Японский флаг», – передразнил он. – Иди, копай свою картошку долбанутую.

Семен хмыкнул.

– Айвазовский, мать твою, Репин.

Колька серьезно замахнулся на него молотком и Семен, гремя лопатой, убежал.

Электрик пыхтя засунул картины в «Москвичок», странно, но очень легко завел его, и поехал в школу. Въехал прямо во двор. На шумные звуки выскочила уборщица тетя Даша.

– Ты что это удумал? – запричитала она, здесь же ребятишки бегают, а он чуть внутрь не заехал. На своем тигре. Ну-ка, потуши его, – замахала она руками.

Николай заглушил и правда сильно ревущую машину и в воцарившейся тишине попросил:

– Позови-ка, теть Даш, учительницу по рисованию. Молоденькую такую. Очень надо. Позарез прямо.

Уборщица вздохнула и зашла в здание школы. А сам он закурил. Какая-то уж очень тяжелая печаль и тоска грубо села на него верхом. Николай аж ссутулился. Неожиданно громкое «Здрасьте» заставило художника выпрямиться.

– Здравствуйте! – ответил он и опять заволновался и застеснялся, и стал грубо, но убедительно врать.

– Помните, к нам художник приезжал, Заварзин?

– А как же, – ответила учительница и протянула нежную руку. – Меня, кстати, Галина Игоревна зовут. А вас?

– Николай, – он пожал совсем не красную красивую руку.

– Ну так что вы хотели, Николай?

– Мне этот художник две картины подарил. Правда. Он гостевал у меня. Два дня, – объяснил он. Вот посмотрите. – он вытащил из машины обе картины и прислонил их к заднему стеклу.

Учительница подошла ближе, отошла назад, хмыкнула. Потом спросила:

– Это правда его?

– Нет, – опять соврал Колька. Это не он рисовал.

– Ну вот, – воспряла Галина Игоревна. – Я вижу, не его рука-то.

– Это картины, – заговорщицки зашептал электрик, – не его, точно. Это картины великого художника Малевича. Помните, наверное, «Черный квадрат?»

Галина Игоревна насупила бровки.

– Вы мне что, голову пришли морочить? – она собралась уходить, но Николай придержал ее за руку.

– Понимаете, – пояснил он, это очень ранний Малевич. Пока он дошел до своего квадрата, он ведь сколько вариантов перепробовал. И наконец получился тот незабвенный квадрат. А это – ранние.

– А почему о них никто не знает? – спросила учительница.

– Ну, бывает же так, – Колька пожал плечами, – детство тяжелое, годы, забылось, затерялось. А художнику нашему они от отца достались. Тот знал Малевича лично. – Колька врал напропалую. Он чувствовал свою безысходность, а та самая грусть и тоска давили уже так, что он чуть не заплакал. – Я это школе в подарок принес. Возьмите. Картины, если задуматься, тоже очень глубокие. Вот – «Красный треугольник» вроде как на галошную фабрику смахивает. Он вспомнил Семена.