Имяславие. На юге России - страница 17

Предположим, что эта встреча состоялась, и Владимир Карлович дал свое напутственное слово. Тогда это могло определить стиль поведения архиепископа, который, прибыв на место, как сообщают имяславцы, вел себя как жестокий инквизитор, обвинявший оппонентов в оскорблении чести Синода и бунте против Императорского Правительства134.

Если же перед выездом на Афон встречи с обер-прокурором и не было, то причину столь жесткой позиции о. Никона можно считать реакцией на непримиримость защитников имени Божия. Недружественная, нагнетаемая атмосфера могла привести к внутренней защитной реакции его психики. На отца Никона была возложена серьезная ответственность в деэскалации конфликта, пожар которого изначально разжигал не он. На него также давили возложенные на него надежды самого императора, подвести которого он очень не хотел. В целом, скорее всего, оба эти фактора играли свою роль в разной степени в том, что атмосфера переговоров только накалялась.

К вышеописанным предположениям стоит добавить, что архиепископ Никон, несколько десятилетий писал статьи, направленные на духовное просвещение, ратуя за возобновление оскудевшей духовной жизни русского народа. Он был активным борцом с сектантством и революционными движениями. Имяславие и ситуация на Афоне, видимо, были восприняты архиепископом как церковное революционное сектантство в самом центре русского монашеского мира, которому он решил дать самый серьезный отпор, что и сделало его одиозной фигурой среди имяславцев.

Архиепископ Никон проводил неоднократные беседы с монахами в храмах и монастырской библиотеке, однако речи его не вызывали отклика у собравшихся, которые часто мешали ему вести проповедь, выкрикивая из толпы самые разные обвинения.

Сам отец Никон вспоминал: «Я здесь на Афоне оказался масоном и еретиком, даже не знают как и назвать меня. (…) Это настоящие революционеры. Никого не хотят признавать»135. Он также вспоминал, что «все выступления монахов в защиту лжеучения и потом на Афоне носили один и тот же характер: горячие заявления, что они за имя Божие готовы душу свою положить, пострадать, умереть (как будто мы какие мучители – игемоны), а когда им говорили, что никто от них этого не требует, а только разъясняют им, что и мы все имя Божие благоговейно почитаем, признаем, что оно достохвально и преславно, но что оно само по себе не есть еще Сам Бог, – то они начинали беспорядочно волноваться, кричать, повторяя все одну и ту же фразу: „Сам Бог, Сам Бог!“ Сколько раз я ни повторял в свою очередь, что я верую и исповедую, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог, что речь идет не о Его Личности, а только о словах-именах Его, что одно – Сам Господь, а другое – Его имя, – ничто не помогало: они уже обвиняли меня, что я не называю Иисуса Христа Богом, что я – еретик»136.

В отношении того, что вызвало подобное отношение имяславцев к одному из высших иерархов церкви, сохранились следующие сведения: «Священный Синод без суда и следствия осудил почитателей священного имени Божия и послал на Афон карательный отряд, подчинив его указаниям членам Св. Синода архиепископа Никона и его помощника – преподавателя духовного училища С. В. Троицкого. Они-то на Святой Горе дополнили миру хулы и кощунства на имя Господне. С этой целью архиепископ Никон в изобилии раздавал свои брошюры, которые множеством хулы и даже кощунства на имя Господне привели иноков в ужас. Там он, между прочим, изложил свое учение о святом и страшном таинстве евхаристии, в котором отрицает не слитное и нераздельное соединение в Спасителе божеского естества с человеческим такими словами: „Значит в теле и кровь Спасителя – всём животворящем по виду хлебе и вине – Сам Он – Бог Всесовершенный? Вывод несомненный и по логике защитников нового „догмата“ следовало высказать прямо, что Святые Тайны – Сам Бог“ (Церковные ведомости 862, №20, 1913). Если в святом теле и крови спасителя нет Бога, как учит архиепископ Никон и Священный Синод, то для чего и причащаться Святыми Таинствами? Мы же, наученные святыми учителями Церкви, что в Святых Дарах не слитно и нераздельно присутствует Всесовершенный Бог, как учит и святой Иоанн Дамаскин: „Причастие называется таинством потому, что через него мы причащаемся божества Иисуса. А общением и называется и поистине… того, что через него мы вступаем в общение со Христом и принимаем участие в Его как плоти так и божестве“. О плоти же Христа святый говорит так: „Плоть Господня есть животворящий Дух, потому что она зачата от животворящего духа, ибо рожденная от Духа – Дух есть. Говорю это не уничтожая естества тела, но желая показать животворность и божественность этого“ (…) имяборчество есть действительно отступление от православия, ибо православное учение заключается не в логических соображениях нескольких влиятельных членов Священного Синода, дерзнувших присвоить своему лжемудрствованию наименования голоса православной церкви, а в учении боговдохновенных учителей церкви, прославленных Богом, от какого учения мы не должны уклоняться никуда в сторону, иначе мы перестанем быть православными»