Иная реальность. Часть 1. Грань отчаяния - страница 8

Уже был вечер. По своему обычаю, непонятному для остальных домашних, Марк сидел, закрывшись в комнате и наблюдал за тем, как яркий солнечный диск потихоньку прячется за зубчатой гребенкой леса, окрашивая барашки облаков в багряный цвет. По перекрёстку сновали туда-сюда автомобили, мигая фарами.

В приоткрытую форточку тёплый ветерок задувал в комнату мелодичный рокот двигателей, пыхтение пневматических тормозов грузовиков. Когда изредка поток машин исчезал на несколько минут, можно было услышать щебетание птиц в лесу.

Из колонок музыкального центра тихо-тихо доносился хриплый баритон, цепляющий струны души:

«Играет Дассен, кассетник старый поёт,

И чай «со слоном», и пусть весь мир подождёт,

Играет Дассен, играет здесь, а я там…»

Для Марка это вечернее время было самым лучшим успокоительным. Отступали все мысли, переживания, страхи. Был только он, чашка горячего крепкого чая на подоконнике и альбом, на котором в единое целое сливались мелкие штрихи, рождая на бумаге ту самую фотографию.

Внезапно раздалось: клюк-клюк.

Сделав глоток из чашки, Марк подъехал на коляске к компьютерному столу, направил курсор на ярлык браузера и пару секунд просидел, просто смотря в одну точку. Затем, вздохнув, кликнул по иконке.

– Если честно, то я поняла сразу, что у тебя какая-то болезнь. Однако не считаю это препятствием для общения. У каждого свои недостатки и достоинства, – пробежал Марк по строкам и хмыкнул, улыбнувшись: – Врач что ли?

С той минуты Марку было с кем поговорить, поделиться своими переживаниями или радостями, что-то обсудить. В этот период на бумаге появлялось всё больше и больше рисунков.

Марк пару минут повертел в руке смартфон, пытаясь вытянуть из себя хоть несколько слов, чтобы как-то поддержать увядающее общение. Но что сказать? Неужели отписаться её же банальной фразой? Нет, только не это. Такой подход приведет к ещё большему отдалению.

Мелкая дрожь коснулась плеч.

Быть может, рассказать ей о том, как он провел вчерашний день в деревне, скитаясь по двору в поисках места, где нет ветра? Быть может, рассказать о том, как его девятилетний брат пробовал натянуть на велосипедную звездочку слетевшую цепь и изодрал до крови свои ручонки, а он ничем не мог помочь? Быть может, поведать ей о боли, возникающей при виде полуслепого, хромого дедушки, который из последних сил носит вёдра с водой, чтобы полить огород?

Тяжело вздохнув, Марк бросил взгляд на настенный календарь и подскочил в коляске, будто увидел там нечто страшное.

– Как же я забыл, что двадцать пятого мая в колледж нужно сдавать документы…, – бубнил он себе под нос, роясь в нижнем ящике стола, набитом всякими поделками из бумаги, ручками, карандашами, ластиками.

– Просил же малолеток, не соваться в мой ящик… Жаль, нельзя надрать им уши… Руки так и чешутся… А¸ вот и моё добро…

Марк достал из ящика синюю папку, где он хранил все свои документы для поступления и точный рисунок трёхмачтового последнего русского фрегата «Александр Невский», на работу над которым было потрачено более пяти месяцев.

Внезапно он заметил, что вся папка была исписана чёрным маркером.

Глаза полезли на лоб, в горле сразу пересохло, а гортань сжалась так, что Марк едва дышал.

Искривлёнными, дрожащими пальцами еле-еле развязал шнуровку, затем, чуток отдохнув, вытащил содержимое папки и тщательно пересмотрел каждый лист документов. Потом, аккуратно отложив их в сторону, развернул сложенный на четыре части рисунок. Всевозможные оттенки серого придавали фрегату динамичный вид. На трёх мачтах ветер изгибал в дуги трапециевидные паруса, играл на стакселе, словно на арфе, трепал такелаж. Острым клином корабль разрезал пенящуюся воду перед собой. Словно в отместку за это, бурные волны накатывали на его борта, заливая открытые пушечные порты, из которых выглядывали орудийные жерла.