Все палубные надстройки также были нарисованы со скрупулёзной точностью от бака до кормы. Однако Марка тревожили декоративные резные элементы, которым, как ему казалось, не хватало еще теней.
– Во вторник отцу на смену… Вряд ли он согласится замениться и отвезти меня в Минск, – вздохнул Марк, продолжая осматривать свою работу, – одна шкаторина немного косая… Ммм… А, давай, пойдем ва-банк…
Всецело погруженный в мысли о том, как лучше попросить отца отвезти его в колледж, чтобы сдать документы на поступление, он не заметил, как к нему подбежал Тимофей.
– Ты оглох или как? Мама тебя уже полчаса зовёт есть, – оттарабанил тот, проглотив несколько букв и сунул свой курносенький носик с ямочкой на кончике поближе к рисунку, – Ничего себе махина… Круто… А почему нет флага с этим… Ну, как же называется, сушеная голова?
Марк изподлобья посмотрел на младшего брата, который стоял возле него. Да какое там стоял! Вложив указательный палец в рот и, сделав задумчивую гримасу, тот прыгал то на одной ноге, то на второй. Его карие глазки искрились от жизненной энергии. Марку было пятнадцать, когда Тимофей родился. Ему посчастливилось видеть, как этот малыш, смеясь, ползал по всей квартире, как пыхтел, пытаясь оседлать пятилитровую бутыль, как сделал первые шаги. Время пролетело мгновенно, оставив лишь сотни тысяч воспоминаний.
– Сушёная голова, – с удивлением произнес Марк, а затем кивком указал на папку:– Тимоти, скажи мне, пожалуйста, кто это так здорово разукрасил?
Перестав вертеться, будто бы вьюн на сковороде, Тимофей, нахмурив редкие брови, взял со стола папку и повертел её в руках. Затем взглянул прямо в глаза старшему брату и, не найдя в них никаких следов опасности, смело протараторил:
– Я немного украсил её… Мне хотелось, чтобы у тебя была красивая папочка…
Тимофей начал бегать по комнате взад и вперед, возбужденно махая руками и что-то невнятно бормоча. Сланцы то и дело скользили по ламинату, словно по льду, так, что почти каждый раз он налетал на шкаф.
– Ну, спасибо, что хоть документы оставил некрасивыми.
Вздохнув, Марк призадумался, постучал по столу и затем, обернувшись, спросил:
– Как обстоят дела на кухне?
Немного проскользив до коляски, Тимофей сделал задумчивое лицо и простоял так несколько минут, с интересом наблюдая за тем, как за окном снуют автомобили.
– И чего мы молчим? – немного погодя, задал вопрос Марк, бережно складывая обратно всё содержимое папки.
– Я не врубаюсь, что ты хочешь, – уныло промямлил Тимофей, опустив плечи и сделав такой удручающий вид, как будто его сейчас заставляли таскать кирпичи.
Подняв голову, Марк сурово посмотрел на брата.
– Врубаюсь…, – спокойно повторил он со вздохом и прибавил: – Родители сегодня ругались между собой или, может, кричали на вас?
Тимофей закачал головой в ответ и начал рыться в куче книг, завалившей весь стол. Заметив лежащий рядом смартфон, он тут же повеселел и, причмокнув губами, хотел было уже взять, однако его намерения сразу пресёк серьезный голос.
– Не трогай… В этом телефоне нет никаких игр…
Тимофей невнятно буркнул что-то и вприпрыжку побежал к двери. Через мгновение шкаф затрещал, послышалось тихое детское хлюпанье носом.
С молниеносной скоростью, бросив папку в ящик стола, Марк развернул вокруг своей оси коляску. Увидев лежащего на полу брата, прижимавшего обеими ручонками разбитый нос, из которого на пол капали алые капли крови, Марк одним махом подъехал к нему. В груди бешено колотилось сердце, словно кувалдой дубасило под рёбра.
