Индийский ноктюрн - страница 4

– Думаю, около года назад, под конец сезона муссонов.

– Год – это давно, – сказал он. Потом продолжил: – Сезон муссонов – это худшее, что есть, их здесь бывает столько.

– Представляю, – ответил я.

Он обхватил голову руками, словно о чем-то размышляя либо от усталости.

– Не представляете, – сказал он. – У вас есть его фотография?

Вопрос был простым и практическим, но он застал меня врасплох, потому что я чувствовал груз памяти и одновременно ее непригодность. Что, в сущности, мы помним о лице человека? Нет, фотографии у меня не было, было только воспоминание о нем, но оно было только моим, не поддающимся описанию, сложившимся во мне представлением о внешнем виде Ксавье. Я сделал усилие и сказал: «Он моего роста, поджарый, прямые волосы, примерно моего возраста, и порой на лице его появляется выражение наподобие вашего, доктор, – когда он улыбается, то кажется грустным».

– Ваше описание не отличается точностью, – сказал он, – но это не имеет значения, я не помню никакого Джаната-Пинто, по крайней мере, в данный момент.

Мы находились в сером, совершенно пустом помещении. В глубине у стены стояло бетонное корыто как будто для стирки белья. Оно было завалено бумагами. Перед ним был старый длинный стол, тоже с завалами бумажек. Доктор поднялся и направился в ту сторону. Мне показалось, что он прихрамывает. Стал рыться среди бумаг на столе. Издалека я увидел, что это были странички из тетради и обрывки коричневой упаковочной бумаги.

– Это мой архив, – сказал он, – здесь имеются все имена.

Я продолжал сидеть за столиком и рассматривал те несколько предметов, которые на нем стояли. Стеклянный шарик с лондонским мостом внутри и в рамке фотография дома, напоминавшего швейцарское шале. Мне это показалось абсурдным. В одном из окон шале виднелось женское лицо, но фотография выцвела, контуры расплылись.

– Он, случайно, не наркоман? – спросил доктор меня из глубины комнаты. – Наркоманов мы не принимаем.

Я задумался и покачал головой.

– Наверно, нет, – ответил я после паузы. – Не думаю, не знаю.

– А откуда вы знаете, что он обращался в больницу?

– Мне об этом сказала одна проститутка в отеле «Кхаджурахо», он там снимал номер в прошлом году.

– А вы? – спросил он. – Вы тоже сняли там номер?

– Переночевал минувшую ночь, но завтра съеду, стараюсь, если есть такая возможность, не находиться в одном и том же отеле больше одной ночи.

– Почему? – спросил доктор с подозрением. Он смотрел на меня поверх очков, держа в руках кипу бумаг.

– Потому что так повелось, – сказал я. – Я люблю каждый раз ночевать в новом месте, со мной всего лишь этот маленький чемоданчик.

– Уже решили, где будете ночевать завтра?

– Еще нет, – сказал я. – Думаю, мне хочется остановиться в комфортном отеле, может, даже в пятизвездочном люксе.

– Тогда вам подойдет «Тадж-Махал», – сказал он, – это самая роскошная гостиница в Азии.

– Возможно, это неплохая мысль, – ответил я.

Доктор погрузил руки в корыто с бумагами.

– Сколько людей, – сказал он. Он присел на краешке корыта, чтобы протереть очки. Потом стал тереть носовым платком глаза, то ли уставшие, то ли слезившиеся от пыли. – Пыль, – сказал он.

– От бумаг? – спросил я.

Доктор опустил глаза, повернулся ко мне спиной.

– От бумаг, – сказал он, – от людей.

Издалека донесся железный грохот, словно бочка катилась по лестнице.

– Короче говоря, его нет, – сказал доктор и швырнул в корыто всю охапку бумаги. – Думаю, бесполезное дело искать его среди этих имен.