– Лёх, не обламывайся, – другой пытается столкнуть с меня джинсы.
– Я сказал – пошли, – снова в стороне. – Да твою мать! – шорох листьев. Он наступает на мои волосы. – Мне. Это. Неинтересно, – цедит голос уже надо мной. Его крепкая шея белеет, взбухает от напряжённых жил. – Я сказал, мне нужно бабло. Слез!
Руки, прижимавшие меня к земле, исчезают.
Я слышу странный щелчок откуда-то со стороны. Протяжный щелчок, который тут же распадается множеством звуков. Это похоже на падение маленьких пластмассовых шариков. Они будто ныряют в гладь скользкого пола пустой комнаты, и отскакивают с треском к высоким потолкам. Этот треск наводит на меня животный ужас, хотя я и не понимаю, что он значит.
– Спокойно, – новый голос.
Дребезг стекла: вкрадчивый.
Снова щелчок. Но теперь он дольше и громче, задаёт резкие отблески в густой тьме, смешивается с топотом ног и вибрацией земли. Вибрация разрастается, увеличивает свою амплитуду, и в воздух врезается свист поезда.
– Цела? – сквозь пронзительный гудок электрички я слышу голос.
Сажусь на земле, рефлекторно запахиваю куртку. Надо мной склонился мужчина. Он включает фонарик на своём телефоне, и я зажмуриваюсь. Холодный свет исчезает вместе с жёлтым, как только мимо проносится последний вагон поезда.
– Давай руку.
– Не могу, – шепчу я.
– Что?
– Не могу их расцепить, – я киваю в сторону рук, которые впились в синтепоновую ткань и будто окаменели.
Мужчина убирает в карман электрошокер и берёт меня за плечи; рывком поднимает на ноги. Расцепляет мои руки. Пытается застегнуть молнию на моей куртке.
– Порвали, уроды, – бормочет он. – Ничего, главное жива осталась.
Он отпускает безнадёжную молнию и отступает. Я делаю осторожный шаг – будто проверяю, не повреждены ли мои ноги, могу ли я ходить. Сгибаюсь, и поднимаю сумку. Злосчастное шампанское разбилось совсем рядом с ней – теперь кожзаменитель липкий, но пахнет вкусно. Я взяла для Ирины самое дорогое шампанское, которое было на витрине.
– Твой мобильный, – мужчина протягивает его мне.
– Спасибо, – шепчу я. – Там ещё кошелёк. В кустах.
Мы идём к железной дороге. Пробираемся к кустам с фонариком. Ветки елозят по куртке, с громким хрустом ломаются под ногами – эхо такое, будто я глубоко в лесу. Я вглядываюсь в сырую землю. Острые края осколков бетона во мху, искривлённые, с лужицами внутри, пакеты, зелёные бутылки, белый пластиковый стакан из-под сметаны. Распахнутый красный кошелёк лежит навзничь среди мусора.
– Мой, – всё ещё шёпотом говорю я.
– Тебе далеко до дома? Сама дойдёшь?
– Дойду. Он там, за поворотом.
– Если ты здесь живёшь, значит должна знать, где не надо ошиваться по ночам. Что ты тут забыла?
– Я…я ходила в магазин.
– Отлично, – шумно выдыхает он. – Нашла время и место.
Мы возвращаемся к тому же месту, откуда меня уволокли те трое.
– Это всё случайно… Мне очень повезло, что Вы оказались рядом. Спасибо.
– Повезло. Учитывая, что я тут не живу, – он озирается. – Где здесь железнодорожная станция?
– Там, – я указываю в сторону магазина, из которого шла. – Слева будет проход минут через десять. Забор закончится, и сразу.
Он кивает и уходит.
– Его прямолинейность меня позабавила, – я слышу её голос из кухни.
Снимаю куртку. На кофте зияет дыра, от правой ключицы и вниз, почти до соска. Лифчик был сдвинут лезвием. Рана неглубокая.
– Он очень… брутальный, даже немного грубый. Тем и зацепил, – задор в её голосе. – Эй, где там моё шампанское?!
