Вот как раз в один из таких унылых серых дней от него жена и ушла. Замужняя женщина – существо растительное, живущее атмосферой, питающееся домашним уютом. И напрасно недалекие людишки, обвиняют ее в том, что бросает она свою половинку в момент тяжелый, якобы убоявшись всяких невзгод. Она просто своими корешками-листиками чувствует, что задыхается в доме, что умирает она и чахнет. И уходит она не куда-то, а откуда-то, из дома. Из иссушенной почвы семейного благополучия, из невыносимой атмосферы, губящей её.
Это короткий, но чувственный женский образ, мой уважаемый читатель, я вставил намеренно. Ведь, я понимаю, что читать эти строки может и какая-либо романтически настроенная девица. А ей, наверняка будет приятно то, что в обиходе, порой пренебрежительно, мы зачастую называем «розовые сопли».
После этого, ну кто может обвинить бедного Буреляйло в его пьянстве и безответственности? Наверное, только тот, кто и жизни-то не видел, к кому ни разу не поворачивалась судьба своим широким тылом. А бедный Степан Матвеевич узрел этот тыл во всей его полноте и целюлитности. От того и запил в одиночестве и безысходности. Правда, частенько его одиночество скрашивала прилетавшая к нему огромная ворона. По летнему времени, да еще для проветривания от спиртовых запахов квартиры одно окно в комнате всегда было открыто. Ворона приземлялась на подоконник, степенно сходила по спинке кресла и усаживалась напротив Степана Матвеевича. Она частенько приносила с собой различные гостинцы. То закуску, причем надо заметить, явно не с помойки, вся закуска была в фирменной блестящей упаковке, а когда в доме стали заканчиваться деньги, то и всякие побрякушки, которые можно было заложить в ломбард или сбыть с рук у метро.
Ворону звали Галиной. Как узнал об этом Степан Матвеевич – бог весть. Однако знал он это наверняка, как будто был ей представлен. Галина была молчалива, что с лихвой компенсировалось словоохотливостью Буреляйло. Бывало до темноты они засиживались вдвоем, пока ворона с утробным кряхтением не переводила взгляд на висевшие на стене часы, и словно извиняясь, забиралась на подоконник, кинув прощальный взгляд на Степана Матвеевича, исчезала, чтоб снова появиться завтра.
Порой в буреляйловской квартире раздавались пронзительные звонки телефона. Звонили со службы. Вначале строго требовали, потом пронзительно умоляли явиться Степана на службу. Затем совсем сухо известили, что он уволен, и может забрать свои документы в отделе кадров. Ему было все равно. Наконец телефон отключили за неуплату, и больше уже никто не беспокоил.
Так и поживали они с Галиной душа в душу. Правда, Галина никогда не оставалась на ночь, даже когда и засидится допоздна. Бывало, Степан Матвеевич и скажет ей, мол оставайся, да та только крылом стыдливо прикроется, и скок на подоконник. Что ж, воронья душа – потемки, и Степан Матвеевич поправив занавеску, вновь ложился спать опять один.
А в это время в ведомстве Степана Матвеевича, в Петербургском Метрострое события разыгрывались нешуточные. Поняв, что Буреляйло потерян безвозвратно, и руководствуясь старым надежным принципом «незаменимых людей нет», на должность Степана Матвеевича был назначен новый руководитель проекта. Тот, было обрадовавшись поначалу быстро обнаружил подвох, в виде прорытой на пол-острова никчемной норы, и запил вслед своему предшественнику. Таким же образом пропало в неизвестность еще трое вслед назначенных сотрудников. За ними потянулись и простые работники организации, справедливо рассудив, что место это проклято. Работы почти полностью остановились. По тоннелям метро бродили пьяные растерянные рабочие строители, порой пугая своим внешним видом и неожиданными появлениями обходчиков путей и поздних пассажиров.
