Он пил кофе, сосредоточенно размышляя о том, что случилось накануне.
Обстановка в столице казалась спокойной – вплоть до вчерашнего вечера. И вдруг – этот скандал в городском театре… Чего добивались эти, неведомо откуда взявшиеся заговорщики? Какого результата можно было добиться, действуя подобным образом, – кроме шумихи вокруг театра «Авэн» и смертного приговора для самих участников действа?.. Вот это было особенно интересно: что за добровольные смертники? Фанатики или же глупцы?..
… – Орти приготовил вам коня, – вывела Умари из размышлений госпожа Ави.
Он поехал в тюрьму. Работы был непочатый край. Первым, кого он вызвал к себе, был Торр – управляющий театром «Авэн».
Торр был необычайно молод для управляющего, приятен, элегантен: ночь, проведённая в камере без сна, никак не повлияла на безупречность его костюма. Растерянность и волнение были на красивом лице Торра, когда его привели на допрос. Умари быстро убедился, что управляющий не имел отношения к заговору. За ходом концерта Торр не наблюдал, целиком положившись на ведущего; во время действия он обсуждал в своем кабинете смету с финансистом. Произошедшее было ударом для управляющего: театр был оставлен владельцем на его попечение. Как теперь объясняться с господином Гестором, Торр не мог себе даже представить и, заранее видя себя безработным, а карьеру свою – загубленной, хмурил красивые брови и потерянно смотрел на Умари, даже не пытаясь оправдываться. Он отвечал за всё, и вот: случилось. Недосмотрел.
Пианиста Торр хорошо знал: того иногда приглашали в театр для сопровождения спектаклей; об исполнительнице никогда не слышал; конферансье доверял вполне и не мог понять, как тот посмел выпустить смутьянов на сцену.
Закончив с Торром, Умари присоединился к Блэйку, который уже начал допрос исполнительницы. Она произвела на Умари жалкое впечатление: измятое платье с тусклыми блестками, темные следы от грима под глазами, на щеках – полустертые румяна, лицо несчастное и очень детское. Ясно было, что девчонку наняли. Но что заставляло её так упорно скрывать имя своего нанимателя?.. Умари уже казалось, что подследственная готова раскрыть все карты, когда её притворная истерика вынудила Блэйка прервать допрос…
– Напрасно ты её отпустил, – заметил Умари напарнику, когда Олеану увели.
Блэйк в задумчивости теребил свой ус.
– Слушай, а если предположить, что она не врет?
– Не знает имени того, кто доверил ей такую сумму денег?
– Нет, если допустить, что она с самого начала говорила правду?
– Невинная девушка, которую все оклеветали?! Ты склонен поверить в такую чушь?!
– На, посмотри, – Блэйк протянул напарнику текст недопетой Олеаной песни. – Вдумайся: если ты – шестнадцатилетняя девчушка, выступаешь в своем кабаке и политикой не интересуешься – ты разглядишь тут подтекст?
Умари взял листок и минуты две внимательно его изучал.
– Возможно, что не разгляжу, – признал он. – Но она – певица, у нее должен быть музыкальный слух. Как она могла мелодию не узнать?
– А вдруг и правда никогда не слышала?
– Ни разу в жизни?! Ни за что не поверю.
– Давай ещё раз поговорим с пианистом? – подумав, предложил Блэйк. – Расспроси его сам. Он врёт очень неумело, мы быстро выведем его на чистую воду…
– Расскажи-ка все сначала, – сказал Умари Идэну, когда того вновь привели к дознавателям. – Со всеми подробностями!
– Эта девица нашла меня в театре…
