Однажды какой-то хорошо одетый незнакомец, ужинавший в кабачке, поманил к себе Олеану и предложил подзаработать:
– Завтра в городском театре «Авэн» в честь праздника будет большой концерт. Я приглашаю тебя исполнить одну песню. Приходи к театру в полдень: тебя будет ждать мой пианист. Разучишь песню и сможешь отрепетировать. Я хорошо заплачу тебе…
…Мама уже дремала, когда дочь вернулась с работы.
– Меня пригласили завтра выступить в городском театре, – тихонько, чтобы не разбудить Симора, сообщила Олеана, развязывая шнурки утомивших ноги ботинок на высоких каблучках.
– Кто пригласил? – спросила мама, приподняв голову от подушки.
– Я его не знаю, он ужинал у нас. Может он – хозяин театра? Он обещал мне хорошо заплатить.
– О, городской театр!.. ты прославишься… Я была бы рада посмотреть на тебя на сцене, но Симора не с кем оставить, – откликнулась мама. – А что ты там будешь петь? Свою «Соло миа»?
– Я даже и не знаю – он мне не сказал… – задумчиво ответила дочь. Её тревожило, что выступать придётся без достаточного количества репетиций.
На следующий день у входа в городской театр Олеану встретили двое молодых людей: высокий, лохматый пианист по имени Идэн и элегантный, в костюме с бабочкой, конферансье. Последний проводил Олеану и музыканта в репетиционный зал. Идэн показал партнерше текст песни, которая называлась «О женщинах и мужчинах», и сыграл мелодию. Олеане песня не понравилась. Смысл слов сводился к тому, что дамам нужно заниматься детьми и кухней, а если они берутся за что-то другое – безнадежно уступают мужчинам. Текст был бледен, кустарно слеплен и для шутки неуклюж.
– Вот это надо петь? – спросила Олеана. – Вполне серьёзно?
– Петь надо вполне серьёзно, а в результате должно быть смешно, – сказал Идэн мрачно.
– Вряд ли получится смешно, – усомнилась девушка.
– Слушай, – сказал пианист, – за выступление заплатят! Чего тут рассуждать? Смешно – не смешно…
Девушка выучила слова наизусть; они с музыкантом долго репетировали, и, наконец, песня зазвучала.
Идэн проводил свою напарницу в гримерную. Костюмер выдал ей длинное голубое платье, очень нарядное, возможно даже слишком нарядное: большой кружевной воротник и пришитые везде, где только можно, блёстки, делали его слегка карикатурным. Постижёр подобрал для Олеаны белокурый парик с серебряным обручем вокруг головы и едва успел наложить девушке грим, как оказалось, что пора выходить на сцену.
– Неужели концерт уже начался? А как же генеральная репетиция? – удивлённо спросила Олеана у своего партнера, зашедшего за ней в гримёрку.
– А зачем тебе генеральная репетиция? – полюбопытствовал Идэн, заменивший перед выступлением свою, видавшую виды куртку на чёрный фрак и манишку.
– Мы же ни разу не пели со сцены! Такой большой зал… Услышат ли нас в задних рядах?!
– Не волнуйся. Услышат.
Артисты поднялись по лесенке, ведущей к кулисам, и вышли на сцену. Стоя за закрытым занавесом, они услышали, как ведущий объявил:
– Олеана Мэй и Идэн Ковард! Песня «О женщинах и мужчинах»!
Послышались аплодисменты. Занавес поднялся.
Олеана почти не видела лиц, но сознавала, что на неё смотрит огромное количество глаз. Как ни странно, она не очень волновалась: в кабачке «У Грина» Олеана привыкла выступать на публике; к тому же, в прокуренном обеденном зале она пела, стоя почти вплотную к слушателям, сейчас же зал был хоть и велик, но достаточно далёк.
