Колдун родной деревеньки осиротевшего Отеса быстро определил. Знал он, что бабка была ведьмой неслабой, а такие своё либо передают, либо крышу рубить надо, чтобы померла, и отрока с родного пепелища выжил. А зачем ему соперник?..
Отес долго бродил по белу свету, пока однажды на ярмарке в Крамене не попался на глаза книжнику Грофу. Тот, заприметив нехитрые чудеса, с помощью которых вьюнош выманивал у беспечных горожан и тёмных приезжих медь на пропитание, предложил пойти к нему в услужение. По словам книжника, обязанности ждали Отеса несложные: держать в узде пару-тройку домовых с дворовыми, чтоб вели себя, как следует, да дело своё справно исполняли, и отваживать леших – любопытных шалопаев, так и норовящих не столько из злобы, сколько от беспросветной тупости учинить какую-нибудь пакость. И ещё редких гостей, заглядывающих по учёному делу на огонёк, привечать.
Размышлял над приглашением Отес недолго – и крыша будет над головой, и постоянное пропитание, и никакого навоза. К тому же книжник не только грамоте обучит, но, если достанет на то его милости, и на вопросы имеющиеся ответит. А тех у сироты одарённой за время блужданий накопилось немало.
Так и очутился он в хоромах, на высоком чердаке которых тоже устроены светёлки. Тут, посреди леса, и живёт с тех пор вот, почитай, уже десятка два лет…
Книжник Гроф с виду был лыс, хил и кривобок, но взгляд имел добрый и незлобивый. Рассуждения же его наводили иногда Отеса на мысль, что учёный хозяин, как говорится, вообще не от мира сего. Более того, расслабившись под медовуху, Гроф рассказывал, что он совсем не из этих мест. Мол, родиться довелось ему там, где палки стреляют, прозрачные штуки Месяц и звёзды к глазам доставляют, все поклоняются одному богу, а тех, кто против такого порядка вещей, на кострах сжигают. Другими словами, заговаривался, что во хмелю простительно.
А так Гроф был человеком уважаемым. Шапки пред ним в столице снимали. Сам порфироносец, бывало, звал к себе, когда неясно вдруг становилось, отчего это ни с того ни с сего засуха свирепствовать начинает. Или, наоборот, хляби небесные беспрестанно землю дождём потчуют, а волшебник придворный лишь жабой раздувается да руками разводит.
Да, доводилось молодому колдуну частенько бывать при дворе с Грофом. Приглашали туда и после смерти того, но как-то не заладилось у него это дело, не по нраву ему были придворные напыщенные личины. Да и царский волшебник смотрел коварным оборотнем, перенеся с мёртвой головы на здоровую все обиды за прошлые унижения от книжника. Вот поэтому Отес и перестал вылезать из глуши, а дорогу со стороны деревни и вовсе лесом зарастил до узенькой, давно поросшей травой тропки.
И всё же судьба вновь постучалась в дверь. Так затворник истолковал пламенные речи хорунжего, когда тот на следующее утро заговорил членораздельно и даже начал рваться в обратный путь. Колдун дал хворому отвара для восстановления сил, и тот вскоре затих со словами:
– Ехать надо… Судьба отчизны…
– На чём ехать-то? Коня потерял, теперь дело за головой осталось… Козни, смуты, крамола – тоже мне достойное занятия для витязя, тьфу! – сплюнул Отес и вышел во двор, продолжая бормотать: – Распри, шатания – сколько их было и сколько будет… А нечисть – она и есть нечисть, поэтому истреблять её нужно всенепременно. Так что теперь думать надобно о главном – не гоже землю свою, где потом и кровью утвердились, на поругание отдавать.
