Так за делом торговым весь день у него и пролетел, не заметил, как проголодался.
Следующим утром он с приодетым людом на заре пошёл на запад, к городу Лейдениц, что стоял на реке Марте.
Городом Лейдениц не был, хотя и церкви в нём были, и ратуша, но не было стен. Да и мал он был. Стоял он на реке Марте и имел пристани, на которых ютилось несколько барж да дюжина лодок.
Река тут была совсем невелика – тридцать шагов, мальчишка камнем перекинет. А за рекой был его Эшбахт. Да, он уже привык, что это его Эшбахт, ехал он туда, как домой. Скорее всего, через несколько месяцев ему придётся оттуда бежать, возвращаться сюда, в этот убогий Лейдениц, но он об этом не думал. Пока что Эшбахт был его домом, и он ехал домой.
Прежде, чем начать грузить на баржу телеги, он пошёл купить ещё пороха. Людишки расстреливали порох с неимоверной быстротой.
Пули тоже. По глупости он не купил всего этого в Эвельрате, вот и пришлось покупать тут втридорога. А пуль для мушкетов тут и вовсе не нашлось. Купил свинца два пуда и опять переплатил.
Переправились на свой берег. Там он расплатился с хозяином баржи и с лодочниками. Деньги просто как вода сквозь пальцы. До Эшбахта было всего ничего, но это если есть дорога, а дороги тут не было никакой, поэтому дома они были уже после полудни.
А Эшбахт изменился, ему это сейчас в глаза бросилось. Мальчишка коз гнал на выпас, коровы мычали во дворах, женщины гнулись в огородах, солдат из людей Рене вёз целый воз рубленого куста, девки бежали по делам. Суета, жизнь кругом.
Не было и намёка на то уныние, что тут царило, когда Волков только сюда приехал. Роха, Хилли, Вилли и людишки, что шли с ними, смотрели на всё это с интересом. Они все жители города, для многих деревня была в диковинку.
Брунхильда стояла на пороге дома, роскошная красавица. Платье новое, синее, яркое. Кружева белые, всё ей к лицу. На голове высокая шляпа с фатой по моде последней. Она знала, что ли, что он едет, или всё время так по дому ходила? Улыбалась ему, вся румяная, видно, ждала. Захотелось спрыгнуть с лошади побежать к ней, обнимать и целовать. Но нельзя. Люди кругом. Да и не мог он побежать, мог только жалко прихромать к ней. Кавалер ждал, пока Максимилиан подойдёт и придержит стремя, поможет слезть с коня. А на заборе были прибиты две шкуры волчьи. Одна из них огромная, гайская.
– Бертье добыл? – Спросил он у брата Ипполита, который тоже вышел его встречать и кланяться ему.
– Да, господин Бертье большое проворство в ловле зверей имеет.
Каждый день с добычей приходит: либо с волком, либо с кабаном.
Он подошёл к Брунхильде, обнял и поцеловал два раза в щёки. По-братски.
А то все смотрят вокруг.
– Господи, да как вы долго, я жду-жду, а вас всё нет, граф уже письмо прислал, напоминает, что турнир начнётся через три дня, а вас нет. А я и не знаю, куда писать вам. – Щебетала красавица.
Она за руку привела его к столу, усадила и сама стала ему тарелки ставить. Сама украдкой его по волосам погладит или подойдёт, сядет рядом, руку ему поцелует, тут же вскочит и за другой тарелкой пойдёт. И болтает, и болтает.
– А я танцы разучила, господин Пануччи все танцы знает, ах, какие это удивительные танцы. Я так хочу потанцевать. Вот, к примеру, павана, ах, какой благородный танец, кавалер даму даже за руку не возьмёт за весь танец, только к рукаву платья может прикасаться, а дама так за весь танец даже не поглядит на кавалера. Только под конец танца они могут чуть-чуть пальцами прикоснуться. Не то, что в деревнях, где парни так и норовят девицу за зад схватит, а некоторые охальник так и за передок щипают, и такое бывает. Их с танцев старики взашей гонят.
