Иное мне неведомо - страница 4

Вы бы наверняка говорили то же самое. Но как раз в это время жизнь принялась меня душить. Начал завязываться узел, и в моих внутренностях вспыхнул пожар. Я не знаю, не ведаю, это лишь мой мир покончил с собой в прошлом году, который мы только что оставили позади, или мир закончился здесь, в этом маленьком посёлке. Правда состоит в том, что, подводя его итоги сегодня, первого января нового года, я могу заявить, что мир закончился вчера. Позвольте мне поведать вам об этом.

Сеньор надевает рубашку и встаёт. Не уходите, говорю я ему. Мне хочется заплакать, но я не говорю ему это. Подождите ещё немного, ведь я знаю, где сейчас ваш пёс, и нам остаётся только ждать, это сущая правда. Так и будет, я вам обещаю, клянусь. А он глядит, всё глядит на меня. Да не смотрите так на меня, говорю я ему. Если вы останетесь здесь, собака найдётся. Он смотрит, смотрит на меня. Не смотрите на меня так, но теперь я ему это уже не говорю. И он снова покорно садится, потому что здесь он ничего не знает. Прямо сейчас, в этот первый день года, когда креп свисает с домов за нашими спинами, я – единственный человек в мире, который есть у этого сеньора, а он – единственный человек, который есть у меня во всём мире.

Да, действительно, для января сейчас слишком жарко, но вы не представляете, какая жара стояла в нашем посёлке в марте прошлого года, говорю я сеньору. К тому же две тысячи двенадцатый не принёс нам дождя, и солнце палило нещадно, как какой-нибудь злодей. В нашей деревне нас, молодых, всего четверо: Хавьер, Каталина, Марко и я. А поскольку нас так мало, мы почти всегда проводим время вместе. Ну, еще и Нора, сеньор, моя сестра, тоже молодая, но она не в счёт, нет-нет. Появление на свет в одном посёлке сделало нас сообщниками, но я не совсем понимаю, сообщниками чего, поэтому полагаю, сеньор, – соучастниками нашего собственного существования. Потому что, знаете ли, здесь почти ничего не происходит, а мест, куда можно пойти, мало, и все знают, что если тебя нет здесь, то, значит, ты где-то там. Вот почему нам нравится курить травку у Марко, сеньор: хотя мы вчетвером почти всегда вместе и живём в одном пространстве, сидим за одним столом, но когда мы её покуриваем, каждый теряется в образах, которые создаёт его голова. Там нас не находят, да мы и сами себя тоже не находим.

Марко похож на дуб с широким и толстым стволом, с агрессивными и жестокими, не поддающимися контролю корнями, вот такой этот Марко, сеньор. А Хавьер, напротив, больше похож на земляничное дерево, узкое, которое легко можно спутать с кустом, но оно с красноватыми плодами, такого же цвета, как щёки Хавьера, когда солнце освещает его лицо или когда жара золотит его плечи. Моя мать постоянно говорит мне, что столичные жители присвоили все земляничные деревья, хотя на самом деле там их мало, потому что климат неподходящий. И эта тема, сеньор, упорно напоминает мне о Хавьере, ведь он не выжил бы в другом климате, как бы сильно я ни хотела перевезти его куда-нибудь еще. А Каталина – это скорее акация мимоза. Она хромая, хромая акация мимоза, у которой отсутствует ветка или искривлён корень, что вынуждает её удерживать равновесие как-то иначе, чем остальным. По причине того, сеньор, что Каталина обожгла ногу и теперь у неё шрам, похожий на выщербленный камень, она мечтает избавиться от хромоты с помощью операции. Я уже говорила Каталине, что оперироваться ей ни к чему, это почти не решит проблему. Однако она копит и копит деньги, а тратит так мало, что к тридцати годам сможет скупить всю нашу деревню. Сеньор, а сестра, моя сестра сама по себе – растение, и её не надо ни с чем сравнивать. Тем не менее стариков здесь много, хотя всё население едва дотягивает до двухсот человек. А чего у нас тут нет, кого мы не знаем в этом посёлке, так это людей из других мест, которые приехали бы сюда и остались. Мы мало о них знаем, поэтому, когда мартовская жара ударила мне в голову и Каталина сообщила мне о доме Химены, мой желудок сжался, как тогда, когда мать пришла рассказать мне о конце света.