Потому в этот полуденный час голоса за дверью показались ей странными, так как все два дня, что она провела в тюрьме, было очень тихо, и лишь изредка доносился писк мышей, снующих под ногами, и шум завывающего снаружи ветра. Заскрипел засов, и Машенька, сцепив руки, с сильно бьющимся сердцем уставилась болезненным взором на входящих.
– Ваше сиятельство, проходите, она именно здесь, – раздался мужской голос, который Машенька вмиг узнала. В камеру вошла полная изысканная дама в дорогом рединготе и шляпке с вуалью, которая полностью скрывала лицо, и тот самый комендант крепости Глушков, который два дня назад встречал их у входа в крепость.
– Я бы хотела переговорить с госпожой Озеровой наедине, – бросила повелительно вошедшая дама.
– Да, конечно. Из всегдашнего расположения к вам, Екатерина Семеновна, – заискивающе начал комендант. Но дама властно приказала:
– Не надо имен!
– О, извините! Конечно, я оставлю вас наедине. Говорите. У вас есть четверть часа.
– Этого вполне достаточно, – согласилась княгиня.
Понятливо кивнув, Глушков быстро вышел и плотно закрыл за собой железную дверь. Оглядев дрожащую девушку в синем закрытом платье и в тонком рединготе, княгиня холодно осведомилась:
– Я пришла справиться о вашем здоровье, дорогуша.
Несчастно посмотрев на даму, Машенька наконец узнала ее даже под вуалью и тихо пролепетала:
– День добрый, Екатерина Семеновна, я здорова, но здесь жутко холодно.
– Да, я понимаю, это ведь тюрьма, – равнодушно заметила княгиня Д., брезгливо поморщившись, обвела взором камеру и спросила: – Вам что-нибудь надобно, милочка?
– Я хотела написать письмо, если это возможно. Мой надсмотрщик игнорирует мои просьбы.
– Вы собираетесь писать Григорию Петровичу? – спросила княгиня, и Маша, опешив от ее догадливости, кивнула. Княгиня недовольно произнесла. – Этого не следует делать.
– Но как же он узнает о моем теперешнем положении и о том, что я в…
– Он знает обо всем, – отрезала княгиня Д., перебив девушку.
– Знает? Но…
– Я вам сказала, милочка, что он знает обо всем, и не следует ему ничего писать, – жестко добавила Екатерина Семеновна, нахмурившись. – Письмо могут перехватить, получится грандиозный скандал, и пострадают многие люди. Вы же не хотите этого?
– Нет, – согласилась Маша, не понимая, к чему клонит княгиня. Девушка прекрасно знала, что княгиня Д. занимает приближенное, высокое положение при императрице, и ее влияние при дворе было очень велико. Девушка подумала, что, возможно, княгиня пришла, чтобы ей помочь. И, видимо, она обо всем знает, раз говорит о Чемесове и так уверена в своих словах.
– И вообще, я советую вам не упоминать имя господина Чемесова где бы то ни было, на допросе или еще где, – добавила княгиня.
– Но ведь он говорил, что поможет мне…
– Возможно. Но вы прекрасно понимаете, дорогуша, что за Григорием Петровичем стоят могущественные люди, которые могут пострадать, если вы раскроете рот.
– Да? – пролепетала Машенька.
– Естественно. Или вы думали, что о той вещи, которую дал вам Григорий, более никому неизвестно?
– Неужели вы тоже знали? – опешила девушка, в этот момент осознавая, что княгиня и есть одна из тех самых людей.
– Вот именно. Посему советую вам молчать о том, кто вас надоумил… – она запнулась и тихо добавила, – сделать то, что вы сделали.
– Я лишь хотела помочь Григорию…
– Я понимаю вас, милочка. И потому обещаю, при условии, что вы сохраните все в тайне, как вам и велено, что похлопочу о вашем скорейшем освобождении.
