– Я посчитала, что эта новость слишком возбудит вас, – кисло ответила княгиня, плотнее кутаясь в шаль и переводя взгляд с Чемесова на пылающие дрова в камине. – Что теперь и вышло.
– Но вы уже что-то предприняли?
– Я? – удивилась княгиня и перевела взор на молодого человека.
– Ну да. Надобно что-то делать, чтобы вызволить Машу и ее родных из тюрьмы, как мы и намеревались, ежели все пойдет не так.
Несколько раз моргнув и взирая на Григория, который был бледен, словно плотно, а его глаза горели мрачным светом, княгиня холодновато вымолвила:
– Вы слишком возбуждены, Григорий Петрович. Может, налить вам вина?
– Так вы что-то делаете для их освобождения или нет? – вновь выпалил Чемесов, проигнорировав вопрос княгини.
– Нет, – твердо ответила Екатерина Семеновна, вновь переводя взгляд на огонь.
Остолбенев от ее слов, молодой человек вперил в нее негодующий взор и пророкотал:
– Екатерина Семеновна! Вы же обещали! Обещали!
– Перестаньте кричать, поручик! – возмутилась княгиня. – Вы что себе позволяете?
– Простите, – чуть тише, но все так же нервно заметил Григорий. – Она уже вторые сутки в тюрьме! И мне стало известно, что готовится указ о повешении Озеровой, ее брата и отца!
– И что же? – заметила холодно княгиня. – Пока я не могу ничего сделать.
– Не можете? Но как же? Вы же говорили, что орден все сделает для их освобождения, если понадобится!
– Сама императрица занимается этим делом, – соврала княгиня. – Она крайне недовольна, я бы даже сказала, очень зла.
– А Григорий Александрович? – с неистовством спросил Григорий, нервно дергая пуговицу своего мундира и до крови кусая губы. Молодой человек говорил о князе Потёмкине, который имел на государыню непомерное влияние. – Он же может уговорить Екатерину Алексеевну!
– Светлейший князь болен. После всей этой истории императрица подозревает его и даже говорить с ним не желает.
– И что же делать? Что делать?
– Нам остается уповать только на Создателя.
– Молиться? – потрясенным тоном пробормотал Чемесов. Его воображение нарисовало образ Маши Озеровой в зловещей тюрьме, и он дико выпалил: – Но она, наверное, так напугана, несчастна! Я чувствую это. Надо как-то попытаться ее спасти!
– Это невозможно. Ты, Григорий Петрович, должен смириться. Если Озерова погибнет, надо принять ее смерть как должное. Поскольку она послужила на благое дело.
– Ее смерть на благое дело?! – вскричал в неистовстве Чемесов.
Именно в этот миг он осознал, что любит Машеньку всем сердцем. И вся эта игра с ней по указке княгини не прошла напрасно. И он действительно влюбился в девушку искренне, горячо и по-настоящему. И холодные слова княгини по живому резали его сердце. Он не мог хладнокровно отдать это невинное юное существо на казнь. Ведь Григорий понимал, что девушка отдала ему все. Свою невинность, свое горячее сердце и, наконец, свою чистую душу, решившись на убийство. Порывисто он вскричал: – Нет!
– Да! Ты должен понимать это, Григорий. Ты еще молод, но с годами осознаешь, как я права, – начала увещевательно княгиня.
Не в силах слушать эти лицемерные холодные слова от княгини молодой человек прохрипел:
– Раз вы не желаете помочь, я сам помогу ей!
Он взвился с места и устремился к двери, желая только одного – вызволить обожаемую девушку из железного капкана, в котором она ожидала смерти.
– Чемесов! – позвала его в порыве Екатерина Семеновна. Молодой человек замер уже у выхода из гостиной, непокорно вздернув голову. И княгиня, словно приговор, добавила: – Я отвела от вас подозрение, ибо девчонка будет молчать. Но если вы теперь вмешаетесь, я уже не смогу вас спасти!
