– Мы должны представить себе, что Сизиф счастлив, – по традиции предлагает нам Гахамел.
Карел, однако, счастливым не выглядит. Он укладывает в тележку четыре низкокалорийных йогурта, нарезку эдама, сыр “гермелин” и сметану light[22].
Ничего из этих продуктов он уже не попробует.
Список покупок написан Марией на белом листе формата А4 и вложен в файловую папку. На одной стороне листа компьютерным шрифтом Times New Roman набраны все продукты, когда-либо использованные Марией при готовке; оборотная сторона листа содержит не менее широкий ассортимент овощей, зелени, хозяйственных и аптечных товаров, причем точно в том порядке, в каком Карел проходит с тележкой соответствующие полки. Поэтому Марии уже не приходится два раза в неделю переписывать заказы – достаточно перед необходимым товаром несмываемым маркером поставить маленькую зеленую точку, которую перед следующей покупкой можно легко устранить смоченной в спирте тряпочкой.
Этого универсального перечня, как утверждает Мария, может хватить до самой смерти.
Женщины в магазине, заметившие оригинальный список Карела (а не заметить его трудно), единодушно находят Мариину идею потрясающей и даже гениальной.
Почти всякий раз кто-нибудь из них говорит ему об этом.
Но Карелу идея жены в каком-то смысле кажется ужасной.
Он не отрицает, что это практично, но все равно он предпочел бы что-то менее заметное, пусть и не столь остроумное.
– В его сердце неудовольствие смешивается с любовью, – размышляет Гахамел.
Илмут идея Марии кажется прелестной. Она заявляет, что уважает мужчин, которые не дают своим женам таскать тяжелые сумки. Ее наивность подчас выводит меня из себя.
– Хотя Мария формально и благодарна Карелу, но в глубине души она презирает его, – объясняю я ей. – И удивляться тут нечему. Разве может импонировать жене муж, который делает покупки, рабски следуя напечатанному списку?
– А почему нет?
У меня ничем не оправданное желание помучить ее.
– Видишь ту девушку в желтой майке, Илмут? – спрашиваю я, указывая на красивую стройную девушку, выбирающую молочко для лица. – Через сорок лет она умрет в кондитерской в Лугачовицах от инсульта.
– Не выдумывай.
Илмут обращается к Гахамелу.
– Правда, он выдумывает? – улыбаясь, спрашивает она. Гахамел гладит ее по волосам и печально качает головой.
Иогана как всегда пунктуальна, звонок раздается минуту спустя после двенадцати. Эстер и на сей раз отдает должное точности подруги. Она внимательно запирает квартиру (в прошлом месяце дважды оставила ее открытой) и сбегает вниз по лестнице быстрее, чем обычно, поскольку в новом тренировочном костюме чувствует себя не очень-то ловко. Предпочитая собственную ванную общим раздевалкам и душевым, она, конечно, уже переоделась. Эстер пробегает мимо почтового ящика – в его круглых отверстиях светится что-то белое. Это ей или Томашу? – мелькает мысль. Естественно ему все еще приходит почта. Сейчас Эстер относится к этому спокойно, но еще месяц назад его имя на конверте заставляло ее плакать.
Иогана стоит спиной к подъезду, на плече – объемистая сумка, которая оптически уменьшает величину ее зада. На указательном пальце Иогана вертит ключи от машины, наблюдая при этом за девушками из ресепшн (они в одинаковых розовых платьях с глубоким вырезом), но, заслышав быстрые шаги Эстер, с улыбкой оборачивается и слишком восторженно оглядывает ее прилегающий трикотажный костюм. Эстер подставляет ей для поцелуя обе щеки. Иогана единственная из ее друзей, с кем сейчас она может общаться. Разумеется, друзья не виноваты. Ей просто не хочется показываться им в своем нынешнем, измененном, виде. Опыт с умирающим отдалил ее от них, не переживших, к счастью, ничего подобного. Она никому не хочет быть в тягость. Не хочет осложнять друзьям жизнь. Они хотят развлекаться, веселиться, и это абсолютно понятно. С какой стати они должны грустить? Она так же боится их смущенного внимания, как и их случайного невнимания. Одно время она даже думала завести какого-нибудь
