Иностранная литература №02/2011 - страница 19



– Погана, – Эстер поворачивается к подруге, – я была одной из трех эмансипированных женщин, которые думают, что жизнь начинается только после тридцати.

Погана хочет что-то сказать, но Эстер обрывает ее.

– Благодаря тебе я была одной из трех женщин, которые тщетно пытались забеременеть. – Эстер делает паузу. – Но молодой вдовой я не буду, – качает она головой. – Не сердись.

– О’кей, – разочарованно говорит Погана и неловко замахивается розовой губкой. – Я просто спросила…

14. Гахамел

Неистребимый запах школьных столовых.

– Что здесь едят? – морщит носик Илмут.

– Говядину с макаронами, которые называют ко л инками.

– Это блюдо как-то странно выглядит.

Ясно, что тема разговора просто надумана. На самом деле Илмут мучит что-то совсем другое.

– Согласен. Но кажется, обеим дамам это блюдо нравится.

Мария обедает с заместительницей директора.

– Пани заместительница уходит в отпуск в самом конце каникул, чтобы ее загар продержался как можно дольше, – объясняю я Илмут. – В нынешнем году она две недели была в Коста Брава, и ее кожа будет темно-оранжевой до самых Душичек[23].

Илмут вежливо улыбается. Обе дамы между тем решают вопрос, как определить остроту перца и, если он слишком жгуч, как его готовить.

– Карел обожает фаршированные перцы, – уточняю я.

Тем самым пытаюсь намекнуть Илмут, что Мария по-своему думает о Кареле, – но Илмут, очевидно, оставляет мой намек без внимания.

– И у Марии не будет никаких предчувствий? – неожиданно вырывается у нее.

По возможности я принимаю более строгий вид.

– Предчувствий? Человеческие предчувствия – не что иное, как недоработка ангелов.

Илмут краснеет.

– У нас нет основания думать, что мы можем изменить ход событий. Скромная благосклонность к людям – вот максимум, на который мы способны, – подчеркиваю я. – Силы добра ограничены. И потому нам подобает смирение.

Илмут, как я и ожидал, отказывается смириться.

– Значит, мы ничего не предпримем? – отчаянно вскрикивает она. – Совсем ничего?

Ее активность одновременно и утомляет меня, и умиляет.

– Ты можешь спокойно ей все открыть, но пойми – это ничего не изменит. Ты только напугаешь ее. Она пойдет ополоснуть себя холодной водой, а после обеда в ближайшем книжном магазине купит брошюру о проблемах климактерия.

– Вы иногда рассуждаете, как Иофанел, – говорит Илмут разочарованно.

– Иофанел, к сожалению, иногда прав.

Илмут упрямо молчит. Мария встает с тарелкой в руке.

– Пойду за добавкой, – сообщает она заместительнице и отчасти ребятам за соседним столом. Заместительница в шутку шлепает ее по складкам на животе. Ребята смеются.

– Ярмила, будь добра, положи еще, – говорит Мария полной поварихе. – Как ты думаешь, я могу плюнуть на диету?

Ярмила сегодня не отвечает Марии, вид у нее огорченный. На полной шее на кожаном шнурке подвешен кусок хрусталя. Возможно, сейчас она окружена фиолетово-красным светом, который не пропускает ни одного вида дурной энергии и отпугивает все дурные существа, горестно думаю я. Менее чем через семь часов она потеряет единственного сына. Мария в ту же минуту потеряет мужа. Илмут думает о том же и впадает в отчаяние. Я понимаю ее.

– Бог… так хочет? – спрашивает она надломленным голосом.

– Не знаю, что хочет Бог, Илмут.

Заглушить отчаяние подчас невозможно. Я беру ее руку в свои сморщенные ладони.

– Смириться с тем, что мы можем сделать лишь самую малость, – твоя первейшая задача.