Иностранная литература №02/2011 - страница 6

Причем такие слова связываются у Карела именно с этой милашкой, как про себя он называет Эстер. В рабочем дневнике, разумеется, записана ее фамилия, но он относится к ней уже иначе, чем к остальным ученикам. Она волнует его, поэтому думать о ней, как о пани Новиковой, ему столь же трудно, сколь и автоматически связывать ее с именем Эстер – не так давно они знакомы. Безличное обозначение эта милашка, кроме того, раскрепощает его сексуальные фантазии. (Мария явно сочла бы их извращением. Но, насколько я знаю, речь идет в общем о нормальной мужской мечте – ну можно ли о спаривающемся коне сказать, что он свинья? Подобный вид женского негодования меня всегда забавляет.) Однако весьма несущественная разница между Эстер и этой милашкой кажется Карелу принципиальной: первую, названную по имени, он начинает любить, тогда как в отношении второй не ощущает никакой ответственности. Уже одна мечта о том, что его сосет Эстер, отдает каким-то неуважением к ее дружескому доверию, в то время как эта милашка может сделать ему то же самое, но виноватым он себя не почувствует. Ха-ха!

– Прямо к следующему светофору, – наконец произносит Карел.

Он говорит это строго, но вполне заблаговременно. Мимо нас проносится новая модель “ауди”, серебряная Q7. Карел с любопытством оглядывает машину. Не пройдет и десяти часов, как он будет покойник.

– Прямо, – повторяет паренек за рулем и кивает в знак согласия.

Ложное смирение новичков – через год он будет нетерпеливо обгонять машины автошколы, возможно, еще и приглушенно ругаясь. Карел, конечно, понимает это и подобное мелкое вероломство прощает. Они кажутся ему неизбежными. Такова жизнь.

Я втискиваюсь на сиденье позади него, широко раздвинув колени, ибо иначе мне тут не уместиться. Надо спросить Гахамела, как совершались ангельские миссии во времена, когда обязательны были крылья… Оглядываюсь в салоне: приборная панель без украшений, с зеркала заднего вида ничего не свисает, в дверных карманах ни соринки, а уж о пустых жестянках из-под колы или смятой обертки от сандвича и говорить не приходится. Карел обожает порядок. Конечно, здесь нет кондиционера, так что его поседевшие виски чуть заметно покрылись потом. А паренек весь взмок. На светофоре красный свет. Карел думает о лохматке Эстер. Из-за его молчания в машине царит напряженная атмосфера, однако Карел давно понял, что, если он хочет сохранять хотя бы иллюзию превосходства и авторитета, надо молчать. И это относится не только к ученикам. Он слишком чуток, чтобы дать себе волю и разболтаться. Нет, лучше ни о чем не расспрашивать и, если можно, не отвечать. А главное, не смеяться. Добродушный смех всегда выдает его. Мы спускаемся по Будеёвицкой улице в район Ну еле. Поездка близится к концу. На перекресток слева выезжает похоронная машина.

– “Бесспорен смерти миг, – порой цитирует нам Гахамел. – Но смерть и вашей жизни дарит утешенье. / Вы жизни скажете: коль я тебя утрачу – утрачу то, что лишь безумец хочет удержать”.

Инструкторы автошколы и Шекспир. Ха-ха! Карел убеждается, что похоронная машина дает им право преимущественного проезда, и его интерес, проявленный к этому пятиметровому напоминанию о человеческой бренности, на этом кончается. Смерть для Карела – не более чем давно решенная и скучная проблема. Вы можете поверить? Его родители еще живы, смерть дедушек и бабушек он не помнит – стало быть, что для него смерть? На похоронах он не был девять лет – с коллегой из автошколы, который погиб тогда от удара током, он не дружил. В Страшницком