Я заколебался. Какие-то неясные ассоциации троица у меня вызывала, но вот какое? Или это от начинающегося склероза?
– Да ты не беспокойся, – принялся уговаривать меня Пузырь. – Лапоть у нас смолёный…
Лапоть, услышав рекламу в свой адрес, тут же осклабился, и, повернувшись спиной к реке, плюхнулся в воду.
– А хоть бы и не смолёный! – хвастливо добавил Лапоть, ёрзая по воде и разгоняя круги. – Всё одно ни капли не пропустил бы! Меня настоящий мастер плёл! Знаете, какие есть умельцы-лаптеплетельцы? По воде люди ходят – и ноги сухие…
– И туеса берёзовые крепко плетут, заместо кувшинов использовать можно, – похвалилась Соломинка. – Молоко в них хозяйки держат: и долго не скисает, и ни капли не вытечет. Да не изволите ли принять в подарок? – и Соломинка протянула мне небольшой берестяной туесок. – Всем туесам туес!
– Ну, спасибо! – растроганно произнёс я, принимая подарок и укладывая в рюкзак-сумку.
– Прошу! – Пузырь широким жестом указал на Лаптя, второй рукой обхватывая Соломинку за талию.
Я осторожно ступил внутрь Лаптя, ожидая, что вот-вот на ноги хлынет вода. Собственно говоря, плавать я умел, и только статус Генерального Инспектора, да споро вывернувшиеся из кустов перевозчики удержали меня от переправы вплавь.
Поэтому я особо не беспокоился: в случае чего выплыву. Неприятно очутиться в воде одетым, но и это пережить можно. Лето не зима!
Пузырь ступил вслед за мной, расположился на корме и принялся орудовать Соломинкой как шестом, упираясь в дно, и отталкивая лод… Лаптя к противоположному берегу. Но Лапоть и сам грёб руками и ногами, представляя собой гибрид плоскодонной лодки с колёсным и винтовым пароходами одновременно; так что передвигались мы достаточно быстро.
– Молодцы! – гаркнул я, едва Лапоть уткнулся в берег.
– Рады стараться! – хором прокричали три паромщика – Пузырь, Соломинка и Лапоть.
– А теперь – сушиться! – сам себе скомандовал Лапоть, бодро выбрался из воды и улёгся на травке, подставив бок солнечным лучам. Соломинка прикорнула рядом с ним, Пузырь спрятался в тень.
– При моей комплекции на солнце нельзя, – пояснил он.
– Жалобы, просьбы есть? – спросил я.
– Никак нет! – бодро ответил Пузырь. Лапоть и Соломинка промолчали. Лапоть уже тихонько похрапывал.
– Ну, бывайте здоровы! – попрощался я с перевозчиками и пошёл дальше.
«Всем туесам туес», – зацепилась в мозгу фраза Соломинки. Я вынул туесок и рассмотрел его поближе да повнимательней. Туесок как туесок, ничего особенного. А вот фраза… Что-то она мне напоминала, но вот что? Я подумал-подумал, но, ни до чего не додумавшись, вернул туесок в сумку, и зашагал дальше.
Рощица, куда я вошёл, вся словно светилась изнутри, да это и немудрено: берёзовые рощи всегда светлы и прозрачны.
«Хоть отдохну в сказках! – подумалось мне. – Когда бы ещё удалось на природу выбраться?»
Я вспомнил наши так называемые «вылазки», оканчивающиеся дикой головной болью. Неужели нельзя пить меньше? А тут не с кем, поэтому можно просто отдохнуть, почувствовать единство с природой, ощутить себя её частью…
Природа-то природой, а как быть с командировкой?
Несделанное не давало покоя. Можно не выполнить задания, но не отметить командировку нельзя.
Но куда идти? Шарик пропал, встречающих не положено, раз я почти инкогнито. А значит, Марфа Порфирьевна не дала телефонограмму, чтоб меня встретили.
Придётся выбираться самостоятельно. Самому искать начальство, решать вопрос с командировкой, с размещением в гостини… или как, на постоялом дворе? Кстати, скоро ночь надвинется.
