Молодая ведьма сидит в кресле и сосредоточенно грызёт ногти на руках.
– И черти его не взяли! – вдруг восклицает она, на секунду отрываясь от увлекательного занятия.
Старая, до того нервно шагавшая по комнате, останавливается и насмешливо смотрит на неё:
– Ты хотела, чтобы его черти взяли? – И столько сарказма в её голосе, что у молодой живо пересыхает в горле. Она шарит под креслом и вытаскивает оттуда бутылку лимонада.
– Чёрт знает что, – бормочет она, то ли читая этикетку, то ли просто так, размышляя вслух.
Делает несколько глотков из бутылки, после чего опять грызёт ногти, закусывая лимонад. Потом снова запивает.
– Делать будем по-моему, – решительно говорит старая ведьма и подходит к котлу. Берёт кочерёжку и разгребает перемигивающиеся угольки в стороны. Обматывает руки фартуком, снимает котёл с огня и ставит посреди комнаты на табуретку.
Шёл я всё лесом, лесом. Лес был дремучим, чрезвычайно дремучим: он бесперестанно дремал, а временами даже чуть всхрапывал. И ни веточки, ни листочка не колыхалось в нём.
Замечание моё особенно справедливо для листочков – они, если и захотели, не колыхнулись бы. Потому что вокруг сплошняком стояли одни ели – вековые, двухвековые, трёх… А которые не стояли, те лежали в буреломах.
Космы мха свисали с ветвей и с вывороченных корней, узловатые соцветия которых распростирались в разные стороны засушенными щупальцами гигантских осьминогов.
Словом, передо мной представал настоящий сказочный лес. Заколдованный. И заколоденный – колоды валялись по сторонам от тропинки, но на самой тропинке их не было: очевидно, по ней ходили. Но представлять, кто бы мог отбрасывать в стороны столь огромные стволы, не хотелось: становилось страшно. Одна надежда, что это был добрый человек. А вторая – что мой статус Генерального инспектора по сказкам что-нибудь да значит.
Едва я отбросил в сторону мешающую зрить толстую еловую лапу, передо мной открылась полянка. И не полянка, полянища. Очень похожая на место бывших лесоразработок: дёрн был изрыт, травостой нарушен. Видел я, что творят трелёвочные трактора в сибирской тайге, так что зрелище меня не испугало, даже если я попал в страшную сказку.
Однако здесь деревья будто вырывали с корнем. И ни сломанных веток, ни ошмётков коры на земле не валялось. Деревья словно унесли по воздуху.
«Дирижабли, что ль, применяли?» – подумал я. Прогресс, однако. Этому можно только порадоваться.
А вот то, что ещё находилось на поляне, поражало абсурдностью.
Представьте маленькую замызганную хибарку с покосившимися стенами и подслеповатым окошечком, затянутым пересохшим бычьим пузырём с разводами бывших кровеносных сосудов, проколотом в одном месте ржавым гвоздём.
«А какие ещё хибарки можно встретить в дремучей-дремучей тайге, а тем более в сказочном лесу?» – подумалось мне. Но…
Над хибаркой громадилась в полкрыши вывеска с золотыми буквами: «Снабженческо-сбытовая организация (ССО)».
Чуть пониже висела табличка поменьше: «Транспортировка, отгрузка, отправка».
Ещё ниже и ещё меньше: «Блистающий лицензионный контракт сказочного мира» – но это я прочёл позже, когда подошёл непосредственно к домику.
Вокруг хибарки и поодаль от неё высились бочки. В основном по три ряда в высоту, но кое-где и по два, и в один. Почти всю полянку заполонили. Одни бочки были пустые, другие – закупоренные.
