Инспектор раёв - страница 9

За семь лет охоты на кроликов я стал лучшим на копьеметалке, попадал с двух рук двум кроликам в голову. Дедушка Серый Олень стал моим подавальщиком. Чужой отрубил ему вторую ногу до колена, и он не сражался в строю. Наш тандем убивал любую нападающую толпу.

Мы лежали в осоке на пригорке. Перед нами старое русло вело с луга справа вдалеке в болото слева. Направо только удалялись голоса девочек. Вот они смолкли. Девочки косили под дурочек. Разведчики – неаны – выследили стайку парней Чужих, и мы ловили их на живца.

С утра были заморозки, мы всё серое небо41 ползли по льду и инею. Сейчас припекало июльское Солнышко, свербела жажда, долбила скука.

– Слушай, дедушка Серый Олень, я ведь жертвенец Тигра?

– Ну. – Лениво согласился дедушка.

– Так когда меня жертвовать будем? Мне надо попасть в Рай Тигра.

– Ты круто воюешь, и так попадешь.

– Да нет, мне надо именно как жертвенецу. – Сказал я с серьезным видом, осознавая, что несу, в общем-то, глупость.

– Чего? – Какая тебе разница? Рай – он и есть Рай, воюй и будешь там.

– Помнишь мои видения? – Я решил, что, если уж позориться, то сразу и до конца.

– Помню. А еще помню, как велел тебе сказать им «нет».

– Да я и отказался. Но по видениям понял, почему родился жертвенецом Тигра и почему меня хочет перевербовать Мамонт. – Меня несло. Как же давно я жаждал это обсудить.

– Слушай, Герой. – Из добродушно-язвительного дедушки Оленя выступил внушающий священный трепет Шаман. – Во Вселенной не существует вещи под названием «Дух сотворитель мира, являющийся кромам и неанам в образе Мамонта».

– Шаман, мой неанский папа помнил меня – бабушку Мудрую Лютик, говорившую с Мамонтом. – Я разозлился. – Короче, если… – внезапно мы оба почувствовали дрожание земли от десятка бегущих девических ног. Я взял по два копья на копьеметалку, олень – две головы на копьях. – Мамонт предложит племени условия получше, пожертвуюсь Ему. – Смято кончил я.

Девчата пронеслись в болото. Вон лежат жердины – продольные, на них – поперечные. Дальше поперечных нету, а продольные очищены от коры и очень скользкие. Девочки прошлепали по жердинам, потом легко и часто ступая пронеслись по зыбучей трясине и исчезли среди кривых елей.

Юноши почти нагнали их в русле, потом медленно, но достаточно ловко пробежали по первым жердинам, начали падать со вторых. Они доставали друг друга, опять падали, наконец, потеряв пару человек, взобрались на жердины и, опираясь друг на друга, поковыляли по ним. Жердины кончились, юноши встали – и начали тонуть в трясине. Пытались доставать тонущих, жердины задирались, они с них падали. Крики ярости, вопли ужаса, рёв натуги достающих и доставаемых. Потом – всхлипывания и причитания безнадежных, стук и чавканье их добивания, ропот побежденных, стоны страдания. Вместо трех рук воинов в сухое русло выползли две руки деморализованных пацанов.

Чтобы бросить четыре копья, мне пришлось встать на корточки, и голова показалась над травой. Серый Олень выставил свою голову и две головы на копьях.

– В трех попало, нет серьезных. – Отметилось в уме.

Мы упали и перекатились на позицию слева. Знакомая ситуация пробудила в Чужих воинов. Они кончили хныкать, сообразили, что нападающим нужно время на перезарядку и прицеливание и бросились в атаку. Мы оказались у них справа сзади. Олень насадил мне два копья, я замахнулся, выпустил – два вопля. Потом еще, еще и еще. Мы успели перепрыгнуть траву справа и вползли в бочажину. От второй позиции мы утром пару раз проползли дальше. Получилось, как будто мы отступили туда.