Он сходил с ума. Не метафорически. А буквально. Его сознание распадалось под весом нелинейного времени. Его идеальная логика, его контроль – все рушилось перед лицом реальности, которая больше не была одной, а стала множественной, мерцающей, невыносимой.
Он получил то, что просил. Восприятие будущего одновременно с настоящим. Куб снова выполнил желание буквально. И эта буквальность оказалась пыткой, превращающей его разум в хаос. Триумф обернулся мгновенным, сокрушительным крахом.
Марк лежал на полу, свернувшись в клубок, как эмбрион в утробе. Но это была не поза защиты, а результат полного коллапса системы. Мир вокруг него не просто раскололся – он превратился в бурлящий котел из настоящего и бесконечных, мерцающих вариантов ближайшего будущего.
Попытка мыслить была равносильна попытке собрать разбитое зеркало голыми руками во время землетрясения. Любая мысль, едва зародившись, тут же дробилась, отражаясь в кривых зеркалах вероятностей. «Нужно встать», – формировался импульс. Но тут же его накрывало видениями: вот он встает и падает, вот он встает и ударяется головой о стол, вот он встает и ползет к двери, вот он вообще не встает… Десятки микро-сценариев ближайшей секунды атаковали его сознание, парализуя волю, превращая простое намерение в неразрешимую задачу с бесконечным количеством переменных.
Он попытался сосредоточиться на дыхании, как делал раньше для концентрации. Вдох. Но одновременно он ощущал и следующий вдох, и задержку дыхания, и резкий выдох в одном из будущих вариантов, где он запаникует еще сильнее. Само дыхание стало пыткой, рассинхронизированным метрономом в обезумевшем оркестре его восприятия.
Звуки были невыносимы. Тишина комнаты? Нет. Это был лишь один слой. Поверх него накладывались будущие скрипы пола под его телом, стук его собственного сердца через секунду, возможное шарканье матери за дверью через пять секунд, отдаленный гул машины за окном через десять… Все сливалось в cacophony, лишенную смысла и структуры.
Зрение было пыткой. Он видел ковер перед собой – настоящий. Но поверх него дрожали и мерцали образы: его рука, тянущаяся вперед; его нога, пытающаяся подогнуться; тень от настольной лампы, смещающаяся на миллиметр в следующую секунду; пылинка, которая вот-вот упадет на пол… Его глаза не могли сфокусироваться, перескакивая между настоящим и калейдоскопом ближайших вероятностей. Мир превратился в глитч, в поврежденный видеофайл.
Он зажмурился, пытаясь отключить хотя бы зрение. Стало чуть легче, но ненамного. Внутренний экран сознания продолжал транслировать этот двойной поток – ощущения тела сейчас и мириады ощущений через мгновение.
Где-то глубоко внутри, в уцелевшем островке его прежней сущности, кричал инстинкт самосохранения. Нужно было что-то делать. Двигаться. Встать. Хотя бы изменить положение. Его сверхрациональный ум, теперь работающий в режиме аварийного сбоя, пытался отдать команду мышцам.
Он напряг руку, пытаясь опереться о пол. Но одновременно он уже видел и чувствовал десятки вариантов этого движения: рука соскальзывает, рука упирается, рука ударяется о ножку стула, рука остается неподвижной… Какой из этих вариантов реализуется? Мозг не мог выбрать, не мог послать однозначный сигнал. Рука дернулась и бессильно упала обратно.
Он попытался напрячь мышцы спины, чтобы сесть. Тот же результат. Конфликтующие сигналы – из настоящего и из будущего – парализовали его тело так же эффективно, как и его разум. Он был заперт. Заперт между сейчас и вот-вот, между реальностью и ее бесконечными тенями.
