― Зачем нам в чужое поместье лезть? Нас там не поймают? ― забеспокоилась я.
― Некому ловить. Его хозяин, Истинный, от силы пару раз в год тут бывает. А прислуга к озеру не ходит. Оно вроде как заповедное, разделенным вроде нас возле него гулять не полагается.
― С чего бы?
Вообще, мне все эти разговоры про истинных и разделенных становились все интересней. И на реального дракона, способного превратиться в человека, взглянуть с каждой минутой хотелось все больше.
Похоже, Истинные ― это и есть настоящие хозяева этого мира. И, если я хочу чего-то добиться в новой жизни, мне нужно подобраться к ним поближе и придумать, чем я могу быть им полезной.
― Ох, Мартелла. Ты даже это забыла… ― Тель почти всхлипнул. ― А ведь сколько рассветов в кроне кестана встретила ― все ждала, когда сосед прилетит и в озеро нырнет! В заповедных озерах купаются и набираются сил истинные. У них даже оборот в таких водоемах быстрее и легче происходит!
― И дождалась? ― мне вдруг захотелось, чтобы хоть одна мечта Мартеллы исполнилась. А то ведь совсем никакой радости у девочки в жизни, видно, не было.
― Дождалась. А еще… ― Дракончик вдруг запнулся, завозился, будто не решаясь говорить дальше.
― Эй, не молчи, раз уж начал, ― подбодрила его я.
― Ты сама пару раз в заповедное озеро окуналась… ― признался Тель таким голосом, словно рассказывал о чем-то ужасно тайном и постыдном.
― Ха! Значит, не совсем Мартелла рохлей была. Хоть на что-то решилась.
― Она... ой, ты, Мартелла! Ты думала, что я стану сильнее, и мы сможем слиться и превратиться в истинную драконицу, ― прошептал упавшим голосом Тель. ― Но не вышло.
Слов, чтобы выразить всю меру своего сочувствия, у меня не хватило. Поэтому я просто подняла руку и легонько почесала дракончика по спинке между крыльев.
Он встрепенулся, выгнул шею, застрекотал, как кузнечик. Похоже, этот стрекот заменял ему кошачье мурлыканье.
― И почему ты раньше никогда так не делала? ― спросил умильно. ― Это, оказывается, так приятно!
Я заулыбалась и продолжала почесывать Теля по спинке еще несколько минут ― пока мы не добрались, наконец, до того самого кестана, который так любила ушедшая в мир иной Мартелла.
На кестан дракончик взобрался сам, цепляясь за морщинистую кору когтями лап и крыльев. Мне же пришлось несколько раз подпрыгнуть, прежде чем удалось зацепиться руками за нижнюю толстую ветку. Дальше дело пошло проще. Упираясь ногами в ствол, я дошла ими до той же ветки, перекинула через нее колени, подтянулась, села, отдуваясь.
― И все-таки с тобой что-то не так. Не могла же ты разучиться по деревьям лазить, Мартелла! ― отодвигаясь от меня и грозно топорща когтистые крылышки, заявил Тель. ― Ты, может, перед смертью что-то еще с собой сделала? Не хочешь мне ничего объяснить?
― Хочу. Я ― не Мартелла. ― Признание далось мне легко.
А вот Тель…
Потрясенный до глубин своего естества дракончик вдруг обмер, закатил глаза и, бессильно свесив крылышки, начал соскальзывать с ветки.
― Куда, птеродактиль малахольный?! ― вскрикнула я приглушенно, упала грудью на ветку, которую оседлала минутой раньше, и подхватила вялую тушку.
Еле успела!
Теплое тельце, покрытое мелкими чешуйками, всем своим весом оттянуло мне руки. Я подтащила его поближе. Пристроила на ветке и, придерживая одной рукой, озадаченно почесала пальцем нос, невольно копируя манеру завхоза Игнатьича. Весь немалый жизненный опыт не мог мне подсказать, как привести в чувство одного отдельно взятого дракончика.
