– Ну здравствуй, – говорит редактор, – давненько тебя не было.
Действительно давненько. Дней десять.
– Слышал, в главной конторе холдинга тебя хотят уволить. Не совсем уволить, а перевести во внештат.
Неправильно, думаю. На одних гонорарах, пожалуй, ноги протянешь. Да еще Настя…
– Саня, – говорю, – готов выполнить любое задание. Вот прямо сейчас.
– Отлично, – говорит редактор. – Вчера какого-то кавказца замочили.
– На чердаке?
Боже мой, что я несу…
– А ты откуда знаешь?
Я откашлялся. Сказал, что ничего не знаю, просто читал в интернете.
– Значит, уже вывесили. Тем более. Дуй туда и разузнай, что к чему. Напишешь репортаж. Глядишь, может, в конторе и передумают. Они криминал любят.
Моя гортань издавала какие-то звуки, для передачи которых нет букв в русском алфавите. Сердце стучало в районе живота, а живот разместился в районе сердца.
– Что с тобой? С бадуна, что ли?
С бадуна! Конечно, с бадуна! Сколько раз с бадуна я ссылался на простуду. А сегодня я с бадуна. Безусловно. Со всех бадунов на свете. Да хоть в наркотической ломке.
– Я не могу, Саня.
Голос, старик, контролируй голос. Не выдавай себя, этого еще не хватало.
– Давай, – говорит редактор, – без разговоров.
Иду к Пожрацкому.
– Классная тема. На чердаке завалили кавказца. Скинхеды и всё такое – по твоей части.
Пожрацкий, идиот, смеется. Ему, видишь ли, смешно.
– Нет, кавказцы меня не интересуют. Вот кавказочки – другое дело. Имел я одну черкешенку, я тебе скажу, марципан. А познакомились – хохма. Не поверишь, брат, подхожу, спрашиваю: «Девушка, что-то мне ваше лицо знакомо. Вы мне минета не делали?» И, не поверишь, прокатило.
– Бывает, – говорю.
Выпить. Позвонить Насте. Нет. Наоборот. Не звонить Насте. Но выпить.
Сказано – сделано. Сто пятьдесят коньяку – и отпустило. Да и шалман хороший подвернулся – «У Ахмета». Очень кстати. А чего, думаю, даже забавно.
Я отправился на задание. Много ли журналистов получают такие задания? Тебе, брат, несказанно повезло. Забавно, ничего не скажешь.
Захожу в подворотню. Ту самую. Екает сердце? Нет, нормально с сердцем. После коньяка – абсолютно нормально.
Менты шустрят, народ какой-то. Не люблю ментов. Они, как говно, – тоже из внутренних органов.
Вижу Натаху из «Нева-инфо». Дурочка из молодых, да ранних. Ноги длинные – начинаются на земле, а заканчиваются за облаками. Скоро в редакторы выбьется. С такими ногами на рядовых должностях не задерживаются. Всем хороша Натаха, только трещит почище Пожрацкого.
– Короче, посылают меня сюда. Нормально, да? Типа больше некого, что ли? Я, короче, ни ухом ни рылом. Вон, короче, следователь, а труп вынесли.
У каждого поколения свои слова-паразиты. Раньше говорили – это самое и так сказать. Хотели наши старшие братья чего-то сказать, да не знали, что именно. Я говорю – как бы. Постмодерн. Всё – как бы, всё – понарошку. Как бы добро, а как бы и зло. Как бы сам придумал, а как бы и процитировал.
С нынешними проще. Они говорят – короче. Сами себя подстегивают, хотят уложить речь в 140 символов. У большинства получается, причем без труда. Некогда единое поколение дворников и сторожей разошлось по полюсам, превратившись в поколение Твиттера и бомжей.
Потолкался минут пятнадцать, иду к следователю, представляюсь. Ничего он, конечно, не скажет, им не положено. Следак меня уже послать собрался, вдруг подходит какой-то баклан и передает ему что-то в пакетике. Смотрю – пуговица. Смотрю – моя. Или не моя. Таких коричневых пуговиц – что грязи.
