– Если бы хотел, ты бы и без меня справился, – разводил руками не решающийся на смелый шаг Николай. – А так, гляди, разорвешь еще. Ну что косишься? На волю-то хочется?
Мухтар-Шарик вздыхал в ответ. Отворачивался. Прятался в будке. На волю хотелось. Но не бросать же дом без охраны!
Дни проходили за днями, а зима не баловала морозами. Ледяная вонючая жижа доставляла собаке невыносимые страдания. Раны гноились. Пес не мог теперь заползти в будку и вынужден был сидеть на крыше.
Старуха Тарасовна сжалилась и перекинула через забор старый ватный матрац. Мухтар оттащил его в угол, пристроил на сваленных в кучу досках и с наслаждением вытянулся в полный рост на мягкой сухой постилке. Теперь можно и отдохнуть. Насладиться моментом, пока вата не пропиталась грязью. Пара часов спокойного, почти комфортного отдыха обеспечена. Только бы не помешал никто. Мухтар повозился, устраиваясь поудобнее, вздохнул. И замер.
Николай охнул, увидев вытянутое тело. Опоздал-таки! Боялся чего-то. Добоялся. Друга, похоже, потерял.
– Ну как же ты…
Навалился на забор, пытаясь дотянуться до неподвижного тела. Может, есть надежда…
Забор не выдержал. Среднее звено со скрипом наклонилось и стало медленно падать на спящую собаку. Мухтар очнулся. Спросонья отпрыгнул в сторону – как раз на будку и приземлился. Строение не выдержало внезапной атаки. Крыша вместе с люком провалилась внутрь. Истошный собачий лай захлебнулся в жалобном визге.
– Шарик! Я сейчас… – кряхтел Николай, выбираясь из грязе-дощатого плена.
– Что деется, прости Господи! – перекрестилась на почтовый ящик старуха Тарасовна. – Совсем тронулись алкаши! Среди белого дня прямо через собаку в пустой дом лезут. Милицию звать, что ли? Хотя чего там брать? Лешка-то до последней меблины все повывез. И потом, мне за собаку плотют, а не за дом. Да и в церковь пора. Не стоять же у задней стенки всю службу.
Взвесив все возможные для невмешательства причины, Тарасовна не стала дожидаться конца переполоха, а, прихватив сумку, поковыляла в сторону проспекта. До церкви приходилось добираться на троллейбусе. А потом два квартала пешком. Тут не до соседских катаклизмов, с собственными проблемами бы управиться.
– Ежели что, – оправдывалась старуха перед зудящей в подреберье совестью, – в свидетели пойду. Нужно будет, опознаю грабителя, женщина я смелая. Да и собака не для развлечений там оставлена, если вусмерть идиота не загрызет, так понадкусывает, чтобы впредь на рожон не пер. Ну и вор пошел – ни ума, ни фантазии, прости Господи! А ты страдай!
– Ну вот и все, а ты боялся! – Николай поднатужился и вытянул пса на свет Божий.
Тот подскочил. Истерично залаял. Тут же смолк. Смутился. Оглянулся вокруг. Оторопел. Средние звенья порушенного забора накрыли старый матрац. От будки осталась куча ломаных досок, покрытая сверху злополучным люком. Что делать? Кто виноват? Покосился на человека. Злоумышленник или спаситель? Карать или миловать? Уйти или остаться? И как жить дальше?
Вспомнил свою жизнь – до и после. Вильнул хвостом. Сделал шаг вперед. Замер. Взглянул в глаза Николаю. Снова вильнул…
– Не было бы счастья, да удачно все повернулось, – выдохнул тот. – Идем, что ли?
Пес вздохнул. Человек тоже.
– Ну райских кущ не обещаю. Манны небесной тоже. Но как-то будет. Есть у меня на примете подвал теплый. Один я там оставаться побаивался. Конкуренты и все такое. А на пару выдержим. Зато сухо и просторно. С едой теперь ноль проблем. Благодаря тебе, между прочим. Чего смотришь? Дело говорю: я прежде и не догадывался о подработках. А теперь – пол-улицы пройдешь – на обед наскребешь. Бабули за три охапки дров миску пирожков презентуют – вкуснятина. А косточку тебе забесплатно выдадут – куда им девать-то кости? Сами уж с десяток лет без зубов существуют. На борще и манной каше. Так что?
