– Покажи мне эту пару, посмотрю, что за люди. –Женя показала. Выглядят вполне прилично, правда, капитан без звезды героя. Я согласился с их предложением. Женя подошла к ним, поговорила, вернулась и мы перешли за их стол. Одно меня тревожило. Если продолжение будет на корабле, а как же мне после бессонной ночи работать в лаборатории?
Покинули ресторан и на такси поехали в порт. У причала высился большой освещенный белый корабль. Поднялись по трапу и вошли в каюту капитана. В ней приемная со столом, стулья, лавки вдоль стен, спальня за дверью. Прислуживающий матрос принес закуски, вина, водки, шампанское. Все напитки немецкие. Жена капитана балерина Таллиннского театра оперы и балета. В середине ночи капитан подошел ко мне с предложением.
–Давай, друг, для украшения и разнообразия жизни поменяемся подругами. – Я очень удивился неожиданному предложению, возмутился несказанно. Но внешне сдержался, и чтобы не обидеть хозяина резкостью, сказал, что мы не можем оставаться, мне завтра в лабораторию к восьми. До свидания, и позвал Жанну. Капитан, получив отказ, тоже нашелся:
– Что вы, зачем ехать в ночь. Ночуйте на корабле, есть
хорошая свободная каюта врача, а утром уж поедете.– Я согласился. Мы с Женей еле поместились в койке под потолком врачебной каюты. Койка была явно на одного врача. На сестру милосердия койка не была задумана.
Было еще одно милое нам кафе на левом берегу Даугавы недалеко от Балтии – „Приедес” (Сосны), окруженное несколькими соснами и стоявшее на отшибе от домов, скорее на кромке луга. Кафе маленькое, оркестр, рядом с нашим столиком, наигрывает джазовые попурри. Оркестр маленький – пианино, саксофон и контрабас. Музыканты перестают заглядывать в ноты, и все внимание на Жанну, поедают ее глазами. После короткой передышки, без заказа, по собственному побуждению, оркестр начинает играть только для Жени с чувством, страстно, исполнял для нее, презирая, конечно, меня „Черные глаза” (Ах, эти черные глаза меня пленили…) с переходом в „Очи карие, очи черные”. И эту сцепку исполняют несколько раз. Женя, наконец, снисходит к ним, одаривает музыкантов улыбкой и, смеясь говорит:
– Спасибо, мальчики. – Самой-то двадцати нет, а
мальчикам под тридцать. Соломинкой высасываем коктейли с шампанским, бальзамом, вишневым соком
и вишенкой на донышке, пьем кофе. Нам хорошо было везде, но здесь, с их музыкой, душа уносилась в райское поднебесье другого мира.
От года к году и знакомые, и лица, просто примелькавшиеся постепенно исчезают. Вспоминаются многие, но чтобы увидеть – нет, никогда. И вдруг, на перекрестке четырех улиц, в самом центре Риги, под вечер ранней осени увидел Женю. – Неужели она? Невероятно! Да, она..– Идем навстречу друг к другу. В глазах удивление и радость. Но обнялись сдержано, и поцеловаться постеснялись – как-то неловко. Она замужем, эмигрировала в Будапешт. По-прежнему красива, неожиданно пополнела несильно. Глаза яркие, блестящие, улыбается, лицом свежа. Стоим, рассматриваем друг друга. Женя, как всегда, инициативна.
–Пойдем. – Ведет вдоль цветочного ряда, останавливается и просит набрать цветочницу красных роз. Цветочница набрала, обернула в красивую упаковочную бумагу. Женя берет букет в обхват и со словами
– Это тебе, – и передает мне. Я оторопел.
– В связи с чем? За что? – спрашиваю, смеясь.
– За все, что было, – отвечает Женя. – Пойдем в вашу „Латвию”, в бар „Мелодия”. Я с портфелем после института, смущенно мнусь и говорю:
