В этой пестрой компании заурядных людей один Михаил Глинский выделяется и военным и политическим опытом. К тому же на его стороне оказываются немалые преимущества: он приходится дядей вдовствующей великой княгине и двоюродным дедом малолетнему государю, который пока что не ведает ни о чем и нуждается в том, чтобы его поддерживала и оберегала родня. Наконец сама по себе это натура сильная, страстная, прирожденный авантюрист, сродни беззастенчивым кондотьерам тогдашней Италии, в которой недаром же он побывал в составе хищных отрядов императора Максимилиана. Эти явные преимущества позволяют ему занять первое место в опекунском совете, чего, по правде сказать, ему делать не следовало, поскольку он чужестранец, прибившийся к Москве из враждебной Литвы, то есть однажды уже изменивший своему прежнему законному государю, затем пытавшийся возвратиться в Литву, то есть изменить и новому своему государю, которому крест целовал, уже за эту попытку прямо обвиненный в измене и двенадцать лет проведший в тюрьме, так что подручные князья и бояре с большим удовольствием пойдут за любым смельчаком, который попытается избавить их от этого перебежчика и чужестранца, тоже преступающего обычаи местничества.
Кто может предотвратить неизбежный мятеж, назревающий у всех на глазах, и неизбежный развал Московского великого княжества, подобный мятежу и развалу сравнительно недавних времен Василия Темного? Какая сила способна соединить эти разрозненные интересы противоборствующих групп и отдельных людей? Кому дано сохранить мир и покой на Русской земле? Этой силой может быть только православная церковь, однажды сплотившая ту же Московскую Русь на великий подвиг Куликовской победы, этим лицом, обязанным противостоять мятежу и развалу, должен стать митрополит Даниил, освятивший своим незыблемым словом завещание великого князя и принявший крестное целование от беспокойных князей и бояр, давно недовольных тем убийственным для них обстоятельством, что единодержавие крепнет, растет и с каждым годом отодвигает их всё дальше в сторону от распределения вотчин и льгот, косяков лошадей и великокняжеских шуб.
Однако, вопреки своему положению, митрополит Даниил никак не подходит на многотрудную роль миротворца. Скорее напротив, это смутьян, возмутитель спокойствия, возведенный на кафедру волей случая, услугой интриг, а не единственно надежным правом таланта, достоинства, опытом государственного ума. Хранитель и порука государевой чести, он клянется гарантировать свободу и безопасность новгород-северского удельного князя Василия, из мятежного рода Шемяки, но не произносит ни единого слова, когда ни в чем не повинного гостя, поверившего его пастырской клятве, бросают окованного в железы в тюрьму. Давший обет служения Господу, обязанный, в соответствии с возложенным саном, являть собой образец любви к ближнему, он не печалится ни о ком, никому не говорит утешительных или учительных слов, чем принуждает честных, истинно благочестивых людей сокрушаться о том, что с его всхожденьем на кафедру митрополита пребывает в отсутствии митрополит на Руси. Устремленный не столько к небесному, сколько к земному, чревоугодник, любитель вина, перед богослужением обкуривающий себя серным дымом, чтобы придать своей цветущей физиономии грешника бледный вид изможденного праведника, он с такой страстью занимается своим земным достоянием, что его обвиняют в нечистоплотном обращении с казенными суммами, недаром деревни и села митрополичьего дома богатеют и населяются много быстрей и обильней вотчин тоже жадных, тоже своекорыстных князей и бояр.
