– Отлично! – Грегор облегченно выдохнул и встал из-за стола. – Значит, до завтра. Добра.
Он нежно пожал мамины пальцы и уверенной походкой вышел из кафе, Елена, с улыбкой смотрела ему вслед. Она думала о том, почему Грегор так напрягся перед ее ответом, странная реакция для того, кто привык получать всё, что захочет, и никогда не получал отказы.
Вынырнув из маминого воспоминания, я чуть не плакала. Ведь я ничего не знала об отце после того, как его похитили лорианцы.
– Я найду тебя, пап, живого или мертвого. Найду! – пообещала я ему мысленно. – И, если мертвого – отомщу.
Надо спросить Марью Ивановну, как получилось так, что мой многострадальный мозг выуживает из плат в моей голове чужие вспоминания.
Я заглянула к Урману. Он по-прежнему оставался нашим узником. Сидел в особой каюте за решеткой со скованными наручниками руками за спиной. Но теперь в нем произошла разительная перемена. Увидев меня, он широко улыбнулся. Голографический костюм передавал все оттенки его эмоций.
– Лана, добра тебе! Давно не заходила, я уже успел соскучиться.
Я задрала брови. Так вот что животворящая коррекция личности делает. Если бы я не знала, что это отвратительное полунасекомое прилетело на мою планету, чтобы погубить всех нас, я бы решила, что со мной общается друг.
– Ты не забыл, что мы враги и ты стрелял в моего отца?
– Было дело. Сама знаешь, ваши врачи применили ко мне психическое оружие. Они перестроили мои нейронные связи. Теперь я раскис, всех люблю, не воин, а цветок в штанах. Для вас я теперь безопасен, зря держите в клетке. Я теперь для всех безопасен. Но почему-то нравлюсь сам себе всё больше. Наверно, это тоже следствие ваших коррекций.
– Поздравляю, ты стал чуть человечнее. Урман, как думаешь, можем ли мы избежать боя с твоими сопланетянами?
Я увидела, как Урман заплакал, уронив лицо в ладони.
– Это вряд ли… Как тяжело сознавать, что столько существ погибнет. Почему они не понимают, что можно решить все мирно?
– Не знаю. Тебе видней, почему они такие. Разумно ли пригласить их на переговоры?
– Разумно, если хочешь выиграть время. Но – ожидай подвоха. Лорианцы хитрые, расчетливые, жестокие.
– Ты уже не такой?
– Уже нет, слава Волкову, – засмеялся Урман, – но как же трудно быть порядочным человеком.
Поговорив с Урманом и не добившись от него ничего полезного, я вышла из каюты-тюрьмы. В коридоре меня ждала Марья Ивановна, в руках она держала портативный корректор.
– Добра тебе, Иоланта, я переборщила, да?
– Да, он излишне эмоционален. То плачет, то смеется. На грани нервного срыва.
– Что поделать, я не корректор, а хирург, – развела она руками. – Ладно, уменьшу некоторые параметры. Надеюсь, что смогу подобрать оптимальные.
Она уже взялась за ручку каюты Урмана, как я остановила её жестом.
– Марья Ивановна, я… то, что было не со мной – помню.
У Марьи Ивановны удивленно вытянулось лицо.
– Неожиданно! Твои нейросети растут. Удивительно, как быстро ткани подружились с платами…
– Это воспоминания мамы, отца и Силы. Как-то неудобно даже, я как будто поглядываю за ними. Если так пойдет дальше, я могу вспомнить что-то, чем они не хотели бы со мной делиться.
– Дело в том, что операция на твоем мозге была экстренной, как ты уже знаешь. Ты умирала. И у меня не было времени сортировать воспоминания, поэтому на платы в твоей голове я загрузила ВСЕ их воспоминания, поставив команду сделать активными только те, в которых была ты. Но видимо, твой мозг активирует и остальные. Интересно, зачем? Загляни на досуге в медблок, попробуем разобраться.
