Понимая, о чем он… и не зная, откуда это во мне, я смотрела на него, ощущая в своем взгляде и ласку, и обещание, и что-то похожее на коварство.
После небольшого замешательства он сообщил, что в субботу Дима отмечает свой день рождения, будут интересные люди, и мы, конечно же, приглашены…
Через день мы встретились, чтобы выбрать подарок, потом сидели в ресторане и Виталик включил все свое обаяние, стараясь очаровать меня и сблизиться. Не сразу отстраняясь от нескромных прикосновений и не уходя от щекотливых тем с эротическим уклоном, я как бы шла навстречу его намерениям, первый раз в жизни так общаясь с парнем, и это было необычно и увлекательно. На улице он завел разговор о друзьях-геологах, доверивших ему ключи от квартиры. Не дослушав описания ожидающего нас сказочного вечера, я поощрительно кивнула:
– До субботы, – и запрыгнула в отъезжавший автобус.
Пожилая супружеская пара, сидевшая напротив, с любопытством посматривала на меня – загадочную и мечтательную…
Чтобы не сердить маму, которой Слава очень нравился, вечерами я поила его чаем, болтая обо всем и ни о чем. Он внимательно слушал и, принимая гостеприимство за симпатию, попытался объясниться, но я не позволила – он был мне безразличен.
Следующим вечером его долго не было, я даже выходила посмотреть, за калитку, а заметив понимающую улыбку мамы, – разозлилась и, когда Слава пришел, вела себя так, что он начал извиняться, не понимая, в чём виноват.
В кафе, где проходил вечер, Виталик общался со мной нарочито вольно, словно с любовницей. Мне это не нравилось, но не уходить же было… Я пользовалась успехом и, веселясь и флиртуя, удивлялась своей раскрепощенности. Виталик не отходил ни на шаг, умело ограждая от галантных кавалеров, да и дамы их не дремали… Вечер переходил в ночь, отношения становились свободнее, и, заметив, как он жмурится на меня, словно кот мартовский, я заявила, что мне пора. Дима, несмотря на возражения друга, вызвал такси и попросил его доставить меня домой. В машине он утешился, дав волю рукам, и это оказалось настолько приятно, что не было сил противиться.
Возле дома свет фар выхватил сидевшего на скамейке Славу. Я попросила Виталика побыстрее уехать и подошла к надоедливому поклоннику.
– Мы же договорились, что ты придешь завтра проводить меня. Следишь, что ли?
Он смотрел глазами больной собаки и, чтобы скрыть свое перевозбуждение, сердито фыркнув, я ушла домой.
Утром, на вокзале, Слава выглядел таким несчастным, что я пожалела его и, прощаясь, поцеловала…
Уже на второй день после возвращения хотелось выть белугой от этой беспросветной жизни. Изольда Андреевна, к которой я забежала поблагодарить за отпуск, благосклонно выслушала меня и пригласила зайти вечером за платьем.
На примерке, слушая ее комплименты, я расплакалась…
– Что с тобой, Ирочка?-встревожилась она.
Сквозь слезы я стала жаловаться, что маяться мне здесь еще два года и, кроме как переспать, никому-то я не нужна, даже в этом платье… Изольда Андреевна утешала меня, жалея. Когда я успокоилась и рассказала про отпуск в подробностях, она сказала:
– Замуж тебе надо, девочка моя, пока не съехала с катушек.
– За кого, Изольда Андреевна… – опять заплакала я, ничего не поняв про катушки.
– Вот в этом я тебе не советчица – Боже упаси.
Размышляя над ее словами, я всё чаще вспоминала Славу…
***
Как по заказу, пришло письмо от мамы, в котором она ругала меня на чем свет стоит за то, что не вижу своего счастья, а парень сохнет и собирается уехать, куда глаза глядят, от такой несчастной любви. Было смешно представлять этого здоровяка высохшим в былинку, а вот то, что он может уехать, мне не понравилось… Подумав, я написала маме, что тронута ее заботой о Вячеславе, только мне он ничего не говорил и не предлагал, а если так страдает, мог бы и приехать, глянуть хоть одним глазком на любимую. Письмо ушло во вторник, а в субботу появился Слава, совсем не высохший, но виноватый, извиняясь, что затруднил меня своим приездом.
