К концу моего монолога Дима уже свободно сидел, закинув ногу на ногу, и скептически меня разглядывал. Я замолчала, осознав, что говорить и плакаться – не о чем… Жаловаться – не на кого… Винить не понятно кого и не понятно в чем – глупо… И сменила тему.
– Дима, а как получилось, что ты встречаешься с Верой, и вроде бы серьезно?
Он растерялся, не ожидая такого вопроса, но ненадолго…
– По мнению Виталика, женщину в постели лучше тебя трудно найти, и я шел сюда для этого.
Я готова была встать и уйти, проклиная болтливых мужиков. Но мягкий тон его голоса и потерянность во взгляде остановили меня.
– В интимной жизни, – продолжал он, – у меня словно какая-то околдованность – постоянные неудачи… С твоей помощью я надеялся преодолеть их, – Дима виновато улыбнулся, – но, как обычно, мне не везет, и вместо сеанса секс-терапии у нас – час откровений. А знаешь, так даже лучше, уроки секса мне вряд ли помогут, а вот если ты расскажешь, как из девочки-недотроги превратилась в женщину, от которой в восторге даже многоопытный Виталик… – он замолчал, не зная как продолжить свою мысль, щадя мое самолюбие.
Возникшее во мне возмущение и желание резко ответить сменилось вдумчивой отрешенностью. Я чувствовала, что за его бесцеремонностью прячется боль и обида за себя, за меня и стремление понять какие-то стороны жизни, обычно замалчиваемые. Мне захотелось помочь ему.
– Тебе, правда, это интересно?
Он даже вперед подался.
– Очень…
И, как самой себе, подробно и откровенно, я стала рассказывать, заново проживая всё…
Он слушал, задавая уточняющие вопросы на самые деликатные моменты интима. Ощущая его возбуждение, я отвечала, оставаясь при этом абсолютно спокойной.
В наступившей тишине, медленно пройдя по комнате, я остановилась возле него.
– И вот я здесь и не знаю, что делать дальше. Подскажи мне, Дима… Ты ведь умный.
– Не смогу – слишком для меня сложно, звони, как решила, своему «адмиралу», может, он что и подскажет.
В его словах не было ни капли насмешки, и я спросила:
– Ну, а для себя ты что-нибудь прояснил?
– Наверное… Кстати, ты спрашивала про Веру… Именно с ней у меня почему-то всё хорошо.
В оставшееся время он делился своими затаенными проблемами, рассчитывая на мои советы как женщины «в какой-то мере опытной», и я, что могла, без всякого стеснения объясняла ему. Потом, оставив Диму в глубокой задумчивости, направилась на Главпочтамт.
***
Когда в ответ на мое «Алло» издалека донеслось: «Добрый вечер, Ирочка», еле уловимые знакомые интонации обрадовали меня. После обмена дежурными фразами я собралась с духом.
– Твое предложение остается в силе? Я замужем, но считаю себя свободной и хотела бы с твоей помощью определиться в дальнейшей жизни. Поможешь?
– Постараюсь, – прозвучало после небольшой паузы. – Приезжай. Когда тебя ждать?
– В ближайшие дни, – ответила я, даже не представляя себе, как это будет.
– Хорошо, телеграфируй – встречу…
– До свидания, – растерянно вымолвила я и повесила трубку.
Гнетущая домашняя атмосфера меня уже не волновала. Наскоро поужинав, я ушла к себе. Немного погодя заглянула мама и, не скрывая раздражения, сообщила.
– Пришел Слава, заходить не хочет, просит тебя выйти.
– Мне нездоровится, пусть придет завтра вечером, – напряжение, не отпускавшее с самого утра, схлынуло, и я, не раздеваясь, рухнула на кровать.
На следующий день, притворившись больной и несчастной, я пошла к начальнику и дрожащим голоском поведала ему, что, по знакомству, в ближайшие дни меня обещают положить в специализированную ленинградскую клинику. А если идти официальным путем, то надо пролечиться в местной больнице и только потом, при отсутствии положительного результата, направят на лечение в Ленинград. Упущенное время, жаловалась я, может обернуться инвалидностью, и попросила его подписать мое заявление без положенной отработки. Было стыдно разыгрывать эту слезливую драму, но, представив обстановку, в которой пришлось бы жить целых две недели, отбросила все колебания. Сочувственно вздыхая: «Надо же, такая молодая и такая больная», – начальник подписал заявление.
