В том, что я решился позвонить Тиму, можно было отметить два положительных момента. Во-первых, я перестал зацикливаться на том, что не сделал этого раньше, а во-вторых, мне расхотелось напиваться в одиночестве.
* * *
Проснувшись следующим утром, я первым делом взглянул на телефон. Надеялся увидеть ответ Тима. Но никаких новых сообщений или пропущенных звонков не обнаружил.
Я встал с кровати и прошел в гостиную.
Полина сидела на диване и смотрела новости.
Диктор говорил о встрече премьер-министра с представителями совета поселений Иудеи и Самарии. Обсуждались вопросы безопасности и распространения суверенитета на территории, заселенные израильтянами.
– Доброе утро, – сказал я.
– Привет, – Полина оторвалась от экрана и посмотрела на меня. – Выспался?
– Да. А ты?
– Ну-у, так.
Через полуприкрытые жалюзи пробивался яркий солнечный свет. В его лучах плавали маленькие пылинки.
– Слышал о теракте на площади? Только что передавали.
– Нет, – соврал я.
– Какой-то придурок накинулся на людей с ножом.
– Есть пострадавшие?
– Нет, только раненые.
Я обрадовался. Значит, музыкант жив!
Полина взяла с дивана пульт и немного убавила громкость.
– Даже не верится, что это происходит прямо у нас под носом, – она подобрала ноги и набросила на них плед. – И неизвестно, когда это произойдет в следующий раз.
Несколько секунд я молча наблюдал за экраном, на котором мелькали кадры с площади, и надеялся, что оператор не выхватил из толпы мое лицо.
Камера задержалась на следователе в тот момент, когда он давал интервью СМИ. Затем переметнулась на машины скорой. На этом сюжет закончился. Диктор перешел к следующей новости – строительству современной больницы в Верхней Галилее.
– Ладно, я в душ.
– Яичницу пожарить?
– Нет, спасибо. Сам что-нибудь приготовлю.
Я зашел в ванную, закрыл за собой дверь.
С каких пор я начал врать Полине? Понятно, что не стоило заставлять ее волноваться, но ведь со мной ничего не случилось. Так почему бы не рассказать все как есть?
* * *
Мальчишка на пассажирском сиденье заерзал и начал капризничать. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как смешно он хмурит веснушчатый лоб.
– Когда мы уже приедем?
Худощавый мужчина в поношенном сюртуке покачал головой и сказал:
– Потерпи, сынок. Ничего не поделаешь. Пробки.
– Но почему именно сейчас? Когда мы едем в зоопарк? Ни часом раньше или позже!? Ведь так мы никуда не успеем.
– Успеем. Если небесам будет угодно.
До светофора оставалось еще несколько километров, но в голосе отца звучало столько уверенности, что я невольно прикусил губу, чтобы не возразить. В полосе для такси укладывали новый асфальт, и нам пришлось ехать в общем потоке, который едва двигался.
Мальчишка подпер кулаком щеку.
– Но почему бы Богу не захотеть, чтобы пробок не было вообще?
– Видимо потому, что тебе лучше приехать попозже.
– Но ведь все остальные уже там!
– Остальные – это не ты.
Мальчишка поправил сползающую на затылок кипу.
– Лучше бы я поехал с мамой…
По лицу мужчины пробежала тень.
– Ладно, – сказал мальчишка. – Извини. Просто почему со мной вечно что-то случается?
– А почему с хорошими людьми случаются плохие вещи?
Мальчишка задумался.
– Не знаю.
– И никто не знает.
– Почему «никто не знает»?
– Потому что, если бы мы знали причину – нас бы все устраивало. А Он, видимо, ждет от нас другого.
– Чего?
– Чтобы мы не переставали задавать вопросы.
* * *
Они вышли у зоопарка. Я смотрел им вслед, и пытался вспомнить, какие истории рассказывал мой отец.
