«Странно, – думала Лада, – прошло каких-то двадцать пять лет, а те события, как и вся школьная жизнь, словно присыпаны архивной пылью, забыты и спрятаны. Хотя, именно там были друзья и беззаботное счастье». Тут Лада очнулась от мыслей и осознала, что стоит посреди комнаты, рассеянно глядя на Валентину Михайловну.
– Ох, простите, пожалуйста, – виновато ойкнула она, – сегодня вся в своих мыслях. Добрый вечер, мама Валя, – улыбнулась сидящей в кровати женщине.
– Здравствуй, Ладушка. Помнишь ещё школьное прозвище? Давно меня так не называли.
Трудно было узнать в этой худенькой, словно прозрачной, седой старушке их энергичную «маму Валю». Только блеск в глазах остался прежним, да звонкий смех, который заражал своим задором.
С кухни появился Толя, неся большой резной деревянный поднос с конфетами и пряниками. Женя лихо подвинул журнальный столик к кровати, а также пару низких кресел.
– Толя, давай мой любимый сервиз достанем. Давненько он свет не видывал, – Валентина Михайловна раскраснелась от радости, снова превратившись в прежнюю маму Валю, деловито отдающую команды бестолковым школьникам.
Пока все суетились, расставляя красивые фарфоровые чашки, накрывая на стол, Лада потихоньку ходила от стены к стене, разглядывая фотографии. Их было много: одни старые чёрно-белые, пожелтевшие от времени, другие – сравнительно недавние, цветные. Целая жизнь, оставившая яркий след. Даже эти замершие карточки несли печать счастья, мира и радости, наполнявшие Толину семью. Вот он, ещё голоногий и нескладный мальчишка, с отцом на рыбалке. А тут все втроем в городском парке. Чёрно-белые фотографии, видимо, с лицами бабушек и дедушек, – более сдержанные, но на всех лежит отпечаток душевного спокойствия.
Ух, ты, оказывается, здесь и Ладина карточка имеется. На ней Толя держит её на руках. Когда она сделана? В памяти начал всплывать кусочек жаркого мая, конец учебного года, когда директриса решила провести «Весёлые старты» для старшеклассников. На одном из этапов нужно было пробежать, неся на руках одного из членов команды.
– Прости, что упал тогда, – Толино дыханье слегка колыхнуло прядь за ухом.
– Да что ты, – рассмеялась Лада, – это того стоило. Помнишь? Мы же выиграли! А упали только за финишем.
– Я тогда подумал, что сломал тебя, лежал и не мог набраться смелости встать. А ты вдруг, как кузнечик, выскочила из-под меня и давай орать, что мы выиграли. Ура!
Лада стояла спиной к Толе, но чувствовала его улыбку. На душе от воспоминаний потеплело, расцвело что-то. С плеч упала тяжесть стеснения, уступая место ощущению уюта.
Вечер пролетел незаметно. Женя оказался удивительным рассказчиком, сыпал забавными историями об обычаях из разных частей света. Мама Валя иногда вступала с ним в дискуссию, но чаще спорила, потому что уж слишком его рассказы походили на выдумки. Однако Женя хорохорился, как индюк, и, расхаживая по комнате туда-сюда, возбуждённо пытался доказать свою правоту. Ещё играли в «крокодила», нахохотались от души, да так, что Женя грохнулся со стула.
Лишь около полуночи Лада спохватилась, что уже поздно, пора бы и честь знать. Валентина Михайловна сначала сопротивлялась, не хотела отпускать их, но потом согласилась: ей нельзя нарушать режим, иначе завтра организм накажет головной болью. На прощанье Лада искренне обняла Толину маму, а та прошептала: «Приходи иногда, девочка. Ты приносишь радость в наш дом». Толя вызвался проводить соседей в столь поздний час.
