Много лет потом я буду помнить эти слова. И будут они для меня девизом в жизни. И в отношении близких людей, и в отношении моих животных. А пока, я стою и смотрю на этого большого, крупного мужчину, защищающего такой дорогой ценой свою непутёвую жену, и мне хочется обнять его и никуда не отпускать.
– А как же мы? – почти шепотом срывается всё-таки с моих губ.
– Хороший муж не может быть хорошим человеком. Я должен защитить её, быть с ней. Даже, если для этого придется бросить вас.
Как же повезло этой женщине! За всю жизнь мне не довелось больше встретить «хорошего мужа». Даже в самых любящих семьях, известных мне, мужья всегда ставили рабочие и общественные интересы превыше своих жен и своей семьи. Сколько раз я повторяла эту фразу своему мужу. Но так и не смогла донести до него этот смысл.
– А ещё, дочка, запомни. При штабе есть наш замкомбата. Ты его видела много раз и на построениях и на совещаниях. Он тебя знает, а ты его только видеть видела. Так вот. У него лежит для тебя готовый рапорт на перевод. Если совсем не сойдетесь характерами с новым командованием. В конфликт не лезь, силы не равные. Иди сразу к замкомбата Ивану Иванычу, он объяснит, что делать. А теперь, ступай. Даст Бог, свидимся когда ещё.
Я не выдержала и бросилась к нему на шею. Что-то внутри подсказывало, что прощаемся мы навсегда и, что закрывается эта глава моей жизни, а впереди что – совсем не ясно.
– Рядовая Петрова, выйти из строя!
Молодой лейтенант обходил наше построение. Ухмылка и высокомерный взгляд. Да такой, что вцепиться в это самое лицо хочется когтями, как дикая кошка. Что-то есть в нем не просто холодное и неприятное. Опасное.
Слизкий, грязный взгляд окатил меня с головы до ног и обратно. Так глазами меня не раздевали даже самые дерзкие призывники с бушующими гормонами.
– С этого момента довожу до вашего сведения, что любое передвижение по части вы обязаны согласовывать со мной. Вам запрещено самовольно определять виды занятий и практик. А также давать любые распоряжения солдатам и сержантам. Ваше новое расписание получите у меня лично в кабинете под роспись после построения. Встать в строй.
Я вообще не могла понять, что сейчас он сказал. Как я могу преподавать что либо, если не смею отдавать распоряжения?
Что значит «согласовывать любые передвижения»? Ведь почти каждый день возникают экстренные ситуации, когда нет даже секунды на размышления. Не то чтобы найти, где он и спросить разрешения действовать. «Определять виды занятий и практик» – это, вообще-то, прямая моя служебная обязанность. По моим методичкам и расписанием работают почти всё кинологические подразделения округа и не только. Что это, вообще, сейчас было? Да ещё и вот так, перед общим строем? Ладно, без паники. Узнаем «в кабинете после построения».
– Разрешите войти?
– А, пришла, значит? Ну, входи. И дверь закрой.
Он сидел за столом ротного и ковырял ручкой в зубах.
– Ну, что, девочка, понравились тебе новые правила?
– Товарищ лейтенант, можно ли ближе к уставу.
– А ты дерзкая. Меня предупреждали. Ну, ничего, и не таких обламывали. По уставу, говоришь? Можно и по уставу. Например, сегодня объявляю вам наряд в не очереди. С дежурством по роте с 20.00 до 8.00.
– Не имеете права. Моя должность…
– Твоя должность?! – он противно рассмеялся, – твоё звание! Позволяет мне хоть окопы рыть ночью тебя поставить! И никто не скажет слова против.
