Ирочка. Литературный сборник - страница 17



«Вы … такой институт … аспирантуру» – продолжала она, послушно и уверенно перешагнув вместе со мной очередную лужу. Вести её было таким же наслаждением, как управлять хорошо уцентрованной яхтой.

В переулке никого не было и неожиданно для самого себя я выпустил её руку, забежал вперёд и, просительно протянув к ней руки, произнес:

«Ирочка, мне очень хочется поцеловать вас».

Её прекрасные руки, скользнув по моим, поднялись к плечам и упали за шиворот. В порыве я обнял её, одной рукой чуть ниже талии, второй – несколько выше, и прижал к себе. От такого резкого движения капюшон её пальто съехал с её пышных волос, её полураскрытый в поощряющей улыбке рот приближался к моим просительно разомкнутым губам. За слегка дымчатыми розоватыми стёклами её очков блеснули в отсвете последнего луча закатного неба карие глаза. Наши губы встретились, сомкнулись и слились в поцелуе. Глаза её закрылись. Cоприкоснувшиеся «носики-курносики» бесшумно и удивительно свободно вдыхали «священную прану», губы застыли, как Роденовские изваяния, и только наши плотно прижавшиеся груди, несмотря на это, легко, абсолютно синхронно, с ритмичностью хронометра или морской волны то расширялись, то прижимались еще плотней. В застывшем безмолвии в нас вливалось блаженство. Мне непонятны бесплодные потуги Гете, который так и не смог произнести заветных слов: «Остановись, мгновенье: ты прекрасно!». Вот же оно! И следом за ней я закрыл глаза…

Почувствовав под рукой какое-то движение, какое делает женщина, вылезая из-под одеяла, я с сожалением открыл глаза. В переулок вошла группа прохожих, подтверждая, что женщины способны видеть спиной, но оторваться не было сил, и только явственно услышав шаги и приближающиеся голоса, я, выпустив Ирину, отступил на шаг.

Уже совсем стемнело. Ирина сняла очки и, шагнув ко мне, пропуская прохожих, положила их в сумочку.

«Дело в том, – продолжал я нашу тему, – что еще в прошлом веке Гельвеций сказал, что только то общество будет процветать, в котором будут платить за ум. К нашему сожалению, такого общества на нашей милой планете еще не создано».

При выходе на освещенную улицу, она чинно взяла меня под руку, также чутко реагируя на движения моего локтя.

«Но как они этого не понимают… Только трудом талантливых производственников государство богатеет… За счет труда рабочих и ученых живем мы, учителя и … Я это прекрасно осознаю… даже я. Неужели они не способны понять то, что понимал Пушкин»

Слева появился наш городской сквер, но на мое инстинктивное движение локтя влево она не ответила привычным послушанием.

«Нет, дальше; я знаю место» – не отвлекаясь от темы быстро произнесла Ирина, продолжая развивать идеи Гельвеция и Адама Смита.

Поравнявшись с забором, огораживавшим строительство роддома (классический долгострой эпохи поздней перестройки) мы вошли в ворота. Внутри под огромной акацией, торчащей из груды строительного мусора, стояла скамья, явно собственность городского сквера.

Мы сели, обняв, я привлек её к себе и прильнул к её губам… Но теперь… Её губы метались вдоль моих; извиваясь, она вползала мне на колени… Точь-в-точь, как в любовных рубаи Омара Хайяма; помнишь, ты увлекалась ими:

«Дай вина! Здесь не место пустым словесам.
Поцелуи любимой – мой хлеб и бальзам.
Губы пылкой влюблённой – винного цвета,
Буйство страсти подобно её волосам.»

Когда мы закурили, она как ни в чем не бывало продолжала с удивительной последовательностью и логичностью уличать общество в несовершенстве, доказывая необходимость перемен в пользу неординарных людей. В знак одобрения я целовал её руку, мочку уха, что не осталось без ответа.