Кто она теперь, когда никого из близких нет? А может, это ошибка – и они что-то перепутали, а ее родители и брат живы и вот-вот вернутся из Финляндии? Нет, они точно что-то перепутали!
Я какое-то время надеялась, что произошла ошибка, ждала, что они вернутся. Но они не возвращались. Мне сказали, что водитель «КамАЗа» был пьян, но остался жив. На сидении рядом с ним нашли начатую бутылку водки. Через много лет я с ужасом поняла, что тот самый привкус, который преследовал меня накануне их отъезда, был вкусом водки. Хоть я никогда ее не пробовала и даже не нюхала, чтобы узнать, чем она пахнет. Я не могу себе этого простить. У меня было предчувствие, а я не смогла им воспользоваться, чтобы предотвратить гибель самых близких мне людей.
Все происходившее далее в сознании Натали перемешалось, событие следовало за событием. Казалось, что жизнь вокруг стремительно бежит вперед, а она стоит на месте и наблюдает за этим круговоротом, не желая в него погружаться. Натали думала только о том, как все выдержать, о том, как не сорваться, о том, как простить себе самой то, что произошло. Она еще не знала, что самое тяжелое ждет ее впереди, когда она окончательно поймет то, что мама, папа и брат больше не вернутся никогда.
Натали почти не запомнила похорон. На них приехал из Америки ее дядя Рудольф с женой Светланой – неприятной женщиной неопределенного возраста, равнодушной ко всему, что не касалось денег, больших денег. Потом были походы в какие-то инстанции, пара бесед с милиционерами и с тем самым майором Волковым, что сообщил ей тогда трагические новости. На время Натали забыла и о школе, и о музыке, и обо всем, что было для нее важным раньше, на что она тратила все свое свободное время.
А в один из дней с Натали заговорил Рудольф со свойственным ему пренебрежением.
– Натали, мы завтра улетаем в Америку.
– Я никуда не поеду, – сказала Натали.
– Поедешь, да и у тебя никто не спрашивает, – усмехнулся Рудольф. – У тебя просто нет выбора, мы с тетей Светой оформили над тобой опекунство, теперь мы твои папа и мама.
– Не смей так говорить, какие вы мне папа и мама?
– Буду говорить все, что захочу, мне плевать на то, что ты мне ответишь, – Рудольф был совершенно спокоен. – У тебя нет выбора, надо смириться, родителей не вернешь, теперь мы твоя семья. Ты наша дочь, все документы в порядке.
– Но я хочу остаться здесь!
– Ха! – Рудольф был удивлен. – Ты поедешь в Америку, Натали. Будешь жить с нами, и мы станем семьей.
– Да мы не станем семьей, – Натали села на стул и положила руки его спинку.
– У меня другая семья и вообще другая жизнь.
– Нет у тебя другой семьи, забудь это, девочка, забудь. Я и тетя Светлана – это теперь твоя семья, а будешь сопротивляться – я найду способ с тобой справиться, ты меня знаешь!
– Слышал тебя бы сейчас мой папа, он бы такое устроил, – пробурчала Натали.
– Что? Что ты сказала? – Рудольф начинал выходить из себя. – Да этот сопляк ни на что не годился со своими картинами и разговорами о всякой дребедени.
– Ненавижу тебя.
– Что ты там говоришь, дрянь? – Рудольф подскочил, размахнулся и со всей силы ударил Натали по лицу, – Чтобы я не слышал больше от тебя ничего такого. Ты собираешься, едешь с нами в Америку и попробуй только сделать что-то не так. Мы и так приехали и торчим здесь уже вон сколько времени. Ради тебя, дрянь, слышишь? А у меня там деньги капают.
