11. Невероятные последствия скуки
Когда я перешел в девятый класс, со мной стали происходить всякие неожиданности. Через пару месяцев учебы я внезапно заболел, причем с высокой температурой. На меня напала хворь, создавшая в голове нереальную фантасмагорию. Скуки не было, потому что я подолгу и тщательно рассматривал причудливые разводы на потолке. Там всегда можно было увидеть нечто потрясающее даже при нормальной температуре тела. Ну а высокая, под сорок градусов, временами и выше, наделила мое сознание способностью к активному бреду наяву и творческой генерации ассоциаций, подарив возможности, недоступные здоровому человеку. Меня даже не удивляли все эти процессы: было ясно, что восприятие переместилось в некий мир, где не действуют привычные физические законы. Все вокруг превратилось в быстро преобразующуюся бесконечную субстанцию сплошной обыденной жути.
Нельзя было предсказать, что произойдет в следующий миг. Время тоже двигалось непредсказуемо и либо замирало, как скульптура из бронзы, либо мгновенно проносилось, меняя день на ночь и полдень на полночь. Иногда я мог усилием воли приблизить к себе окна, затянутые морозными картинками, причудливыми, как изображения в тесте Роршаха. Иногда занавеси на окнах удалялись куда-то и вытягивались, сохраняя при этом пропорции и узнаваемость рисунка. Очень впечатлило, что подоконник однажды превратился в нос рассекающего ледяные торосы ледокола. Он стал массивным и разделил пространство комнаты на части, а затем поменял все в ней, формируя некий художественный фильм. Сюжет был непонятным, но смотреть на это было так увлекательно, что почти нельзя было оторваться или отвлечься.
Такой многоликий процесс длился три-четыре дня, совмещая состояние бреда вперемешку с обыденностью. Я помню, что приходил врач и измерял температуру, проверял легкие и сердце. Встревоженная мать с надеждой выслушивала все его рекомендации, поила меня какими-то настоями и жидкостями, заставляла глотать таблетки, прикладывала влажные марлевые салфетки, щупала лоб и считала пульс… При этом все эти дни мне не было скучно и нудно, хотя время растягивалось на какие-то не измеримые сознанием отрезки. Иногда я впадал в сонные периоды, но, сколько они длились, было неопределимо. Однажды я заснул, видимо, очень надолго, а когда проснулся, в комнате было светло и даже как-то солнечно, хотя погода была, как обычно в это время года, – сумрачная. Исчезли трансформации окон, узоры побеленного потолка больше не складывались в причудливые фигуры. Вскоре я почувствовал себя снова сильным и почти здоровым.
Вот тут-то меня и ждал неприятнейший сюрприз – скука и медленно тянущееся время. На эти дни в школе объявили карантин, и потому те, кто уже успел заболеть, оказались в изоляции – как под домашним арестом – на две недели. Из дома категорически было запрещено выходить, никаких друзей и даже брата ко мне не пускали. Владимир уходил надолго в библиотеку, спортивную школу или к соседу Валерке. О том, чтобы пойти в библиотеку, не было и речи – мне это тоже было строго запрещено. Я вдруг ощутил настоящий информационный голод, когда казалось, что готов изучать все объявления на столбах и досках, с увлечением перечитывать расписание уроков или надписи на коробке спичек. Мне пришлось с остервенением перерыть все полки как у себя в комнате, так и в остальном пространстве дома, наиболее внимательно изучая книжные полки брата, – он давно уже начал готовиться к предстоящим выпускным школьным и вступительным экзаменам в институт и накупил много книг, некоторые из них были предназначены для университетов.
